Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Почему мне никогда не приходило в голову, что есть что-то сексуальное в парнях, моющих посуду? Он закатал рукава рубашки до локтей, и по предплечьям стекает пена.
Я ошиблась четыре раза до того, как Седрик закончил мыть и протирать последний стакан. Затем он взял тряпку и невозмутимо направился к недавно освободившемуся столику, чтобы его протереть, а я пялюсь ему вслед и упускаю возможность досчитать чертовы деньги, пока не сошла с ума от его близости.
– Отнесу выручку в сейф, – бормочу я, когда он возвращается, и тут же протискиваюсь мимо него и ухожу в офис, где на всякий случай еще раз все пересчитываю, прежде чем открыть и потом запереть кодовый замок. Мюриэль всегда приходит только поздно вечером, чтобы забрать деньги и внести на счет через банкомат. Перед тем как идти обратно, бросаю взгляд в зеркало на шкафу и издаю беззвучный стон. Седрик выбрал идеальный день для внезапной атаки. Утром я даже не накрасилась, а в обед испачкалась тестом, когда пекла панкейки. Ну и за день мой вид не стал лучше. По меньшей мере, сейчас можно снять фартук и наскоро расчесать волосы руками. Как будто это что-то исправит. Они пахнут жиром из фритюрницы, но… о нет, Седрик Бенедикт, я еще не настолько отчаялась, чтобы ради тебя брызгать дезодорантом на волосы.
– Итак, – говорю я, слегка запыхавшись, когда возвращаюсь за прилавок, где Седрик снова сидит на табурете, как произведение искусства на выставке, и скромно улыбается. – Я вроде бы готова.
– Можно только песня сначала доиграет? – просит он. – Целую вечность ее не слышал.
Я лишь сейчас замечаю, что радио еще работает. Звучит трек «Billy Talent», который ему, видимо, очень нравится, и его просьба неожиданно напоминает мне, как я сама часто продолжаю сидеть в машине, хотя уже приехала, чтобы дослушать хорошую песню, а иногда и чтобы узнать, какую включат следующей.
Так мы ждем конца песни, Седрик – сидя за стойкой и погрузившись в музыку, а я – стоя рядом.
Когда мелодия стихает, я выключаю радио и тоже сажусь на табурет – через один от Седрика.
– О’кей. – Я делаю глубокий вдох и выдох. – И все-таки зачем ты здесь?
– Чтобы попросить прощения, – без промедления отвечает он. – Потому что был идиотом.
– Козлом.
– Что?
– Ты так написал. Козел. Про себя.
– Билли. – Он тихо смеется, чем вызывает у меня подозрения, потому что выглядит таким уверенным, расслабленным и беззаботным. – Это было посреди ночи, и я напился.
– Ты же не пьешь.
– Нет, я не должен пить.
– Из-за лекарств, я знаю. Это указывает на… склонность к саморазрушению, раз ты все равно это делаешь? – Если бы прошлой ночью я не была такой уставшей, то сейчас бы лучше помнила разговор с Ливи. Подруга наугад предположила, с чем может быть связана проблема Седрика, и ее версия, наверное, оказалась ближе к правде, чем мне бы хотелось. Она сказала: «Вероятно, Седрик один из тех людей, которые ненавидят и презирают сами себя и неизбежно переносят эту ненависть на всех, кто проявляет к ним позитивные эмоции». И это на самом деле близко к тому, что он сам о себе говорил.
Он пожимает плечами.
– Думаю, это указывает на человеческую слабость. Но прежде чем ты начнешь беспокоиться, Билли: это была всего лишь бутылка пива.
Я скептично смотрю на него:
– А я и не беспокоюсь. Но если одной бутылки пива тебе достаточно, чтобы в два часа ночи слать мне сентиментальные сообщения, то, пожалуй, мне все-таки стоит начать волноваться.
– Бутылки пива и «Ципралекса», – поправляет он. – А главное…
А? Главное? А ГЛАВНОЕ ЧТО?
Я очень стараюсь не дать ему заметить по моему виду, что творится у меня в голове. Наверняка у меня сейчас почти такое же выражение лица, как когда я вернулась домой после первой в своей жизни вечеринки. Я знала, что не курила, ничего не употребляла и не пила. Но отец с испытующим взглядом вышел мне навстречу в коридор.
– И что? – переспрашиваю я и чувствую себя героиней, так как не запищала и не закашлялась.
Седрик бросает взгляд на свои ладони на столешнице, затем поднимает глаза на меня:
– Если честно, мне все это время хотелось слать тебе сентиментальные сообщения.
– Так мне было бы легче.
Снова взгляд на ладони.
– Я…
Да? Да-а-а?
– Я правда очень хотел бы узнать тебя поближе, Билли. И буду рад попытаться.
Сердце у меня в груди не начинает биться быстрее, но его и так слишком хорошо слышно. Не уверена, что должна ответить, ведь я тоже этого хочу – еще как, но вместе с тем боюсь того, что произойдет, если попытка провалится.
– Знаешь, – нарушаю я долгое, неуютное молчание. – Я правда мечтала о том, чтобы ты так сказал. Но сейчас задалась вопросом, а будешь ли ты завтра по-прежнему этого хотеть? Или потом я опять буду всю ночь пялиться в потолок и спрашивать себя, возможно ли, что ты пьешь только чай и не нашел мое послание на кофеварке?
Седрик смотрит на меня, смотрит прямо в лицо и еле заметно кивает.
– Твое послание я получил через минуту после того, как ты ушла. Я не спал. И с тех пор задаюсь тем же вопросом.
Такое я услышать не хотела. Разочарование собирается в животе тупой болью.
– Я мало что могу обещать, – просто говорит он. И далее не следует никаких «но». Вообще ничего не следует.
Я искала информацию в интернете. В блоге одной художницы нашла комикс, где она демонстрирует, что в депрессивных фазах иногда бывает слишком морально истощена, чтобы воспринимать саму себя. Там же вокруг нее стоят громадные монстры, тянут ее в разные стороны, буквально разрывая и требуя, чтобы она увидела каждого из них. Посмотри на меня – посмотри на меня – посмотри на меня! Меня охватила тревога. Однако третий рисунок показывает, кто эти монстры: не посторонние, не алчные люди с завышенными ожиданиями по отношению к ней. На следующей картинке она их подписывает: мама; дедушка; любимая коллега по работе; мой возлюбленный, лучший друг и муж; мой дорогой сынишка…
– Черт! – Седрик нервно проводит руками по волосам. – Все идет не так. На самом деле я здесь, чтобы прорекламировать себя. Я умею быть неотразимым, ты в курсе? – Его улыбка на долю секунды даже заставляет меня сразу в это поверить, но мгновенно снова исчезает. – Но не хочу давать тебе обещаний, которые не смогу сдержать. Во время… гроз… я становлюсь человеком, которого здоровая часть меня