Мари снова потянулась к бутылке. Иона ее опередил.

– Давай-ка я. – Он налил ей совсем немного и поставил бутылку подальше, где Мари не могла ее достать. – И что написано в письме?

– У меня аж сердце зашлось, когда я увидела его почерк. – Мари вытерла глаза. – У нас жизнь пошла наперекосяк. Мы бы это пережили, знаю, что пережили бы, но в последний год все, похоже, полетело под откос. Гевин влип в жуткие неприятности на службе, еще и денежные проблемы появились. Поэтому он и съехал отсюда, а потом его отстранили от службы. Об этом он не хотел говорить. Все отнекивался и твердил, что не надо волноваться. Но письмо показалось… Не знаю, другим каким-то.

– В смысле – другим?

– Словно его писал прежний Гевин, понимаешь? Каким он был много лет назад. Сказал, что жалеет, что не смог стать лучшим мужем и отцом. Он знал, что сильно подвел нас с Диланом, что всех подвел. Сказал, что хочет искупить вину и, хотя прошлое уже не изменить, ему дали шанс все исправить.

Иона обнаружил, что выпрямляется, сидя на стуле.

– А каким образом, не сказал?

– Нет, просто хочет, чтобы мы им гордились. А если у него ничего не выйдет, многие станут обливать его грязью, но верить этому мы не должны. И если… если с ним что-то случится, нам надо помнить, что он нас очень любит. О господи!

Мари умолкла, лицо ее сморщилось, и она прикрыла глаза рукой. Иона положил руку ей на плечо. Ему очень хотелось спросить, не упоминался ли в письме Тео, не это ли Гевин подразумевал под «все исправить». Если так, то Мари наверняка бы об этом сказала, а потом поинтересовалась бы, зачем ему это. Флетчер явно не обмолвился ей, что Иона как-то связан с Оуэном Стоксом. И хотя Ионе не нравилось, что он это от нее скрывает, у Мари и так хватало неприятностей, чтобы добавлять ей еще и свои проблемы.

– А Гевин написал, что собирался сделать? – тихо спросил Иона.

Она покачала головой и вытерла глаза салфеткой.

– Нет, но все же ясно, правда? Он хотел попытаться спасти тех бедняг в пакгаузе. Вот такой он был человек. Сказал, что ты все объяснишь.

Ионе показалось, что он ослышался.

– Что он сказал?

– Что ты все объяснишь. Он и тебя помянул в письме, в самом конце. Сказал, что мне нельзя никому доверять, неважно, кто они. Кроме тебя, и велел тебе передать, что просит прощения. И что ты все объяснишь. – Она заморгала, убрав салфетку. – Что он хотел этим сказать?

Иона покачал головой, по его спине пробежал неприятный холодок. Гевин наверняка знал, что писать такое письмо опасно, но явно считал, что ему выпадет случай сначала объясниться с Ионой. Что-то расстроило его планы, но тот факт, что он вообще упомянул Иону, говорил о том, что Гевин позвонил ему не с бухты-барахты. Он хотел основательно втянуть Иону в это дело.

Единственная причина, которая пришла Ионе на ум, состояла в том, что это дело каким-то образом связано с Тео.

– А что еще написано в письме? – спросил Иона.

– Я… не помню. Не очень много. Я не хотела, чтобы письмо забирали, но инспектор сказал, что это вещественное доказательство. Сказал, я получу письмо обратно, но сколько они его у себя продержат? Так нельзя.

– Так положено, – ответил Иона, и его едва не охватила паника. Флетчер ухватится за письмо как за доказательство того, что Иона знает больше, чем говорит. И объяснить он ничего не сможет. Господи, Гевин… Ему даже мертвому удается перевернуть все вверх дном.

– Просто очень жаль, что Гевин ничего не сказал, что нам не выпало случая поговорить! – Мари снова дрожащей рукой поднесла ко рту бокал. – Мне следовало знать, что что-то не так, когда он в последний раз сюда заезжал. Они с Диланом поскандалили из-за глупой ерунды. Дилан просил денег на новые кроссовки, а когда Гевин ему не дал, у него случилась истерика. Я решила не вмешиваться, но потом Гевин показался… каким-то подавленным. Грустным. Словно знал, что больше нас не увидит.

Может, и так, подумал Иона.

– А когда это все случилось?

– В тот же день, когда он отправился в этот… гребаный пакгауз! Тогда же он, наверное, и спрятал письмо. Несколько недель назад я делала уборку и собирала вещи, чтобы отдать их на благотворительность. Свои и его тоже. Но если бы тогда письмо лежало в каком-то из ящиков, я бы его нашла. У меня прямо сердце зашлось, когда я его увидела.

Она умолкла, услышав грохочущие по лестнице шаги. Сквозь дверь в коридор Иона видел, как Дилан сбежал вниз по ступенькам и рванул к входной двери.

– Дилан, ты куда? – спросила Мари.

Подросток сорвал с вешалки в коридоре куртку. В тусклом свете его лицо казалось бледным, как у призрака.

– На улицу.

– Сейчас? Куда на улицу?

– Просто на улицу, понятно?

– Нельзя, ты же слышал, что сказал инспектор! Нам надо на несколько дней переехать к тете Карен…

Звук захлопнутой двери эхом разнесся по дому. Когда оно смолкло, Мари виновато улыбнулась Ионе.

– Он сейчас очень переживает. Новость, что произошло не обычное ограбление, потрясла его больше, чем кража вещей. А когда это наслоилось на все остальное, он стал сам не свой.

Иона кивнул, вспомнив белое лицо мальчишки.

– А ты знаешь, куда он ушел?

– Нет, он вечно срывается, но не говорит, куда именно. Ну, такой возраст, правда ведь? Уходит не куда-то по району, потому что все время ловит такси. По-моему, ездит он не к друзьям, а когда я спросила, может, он с девушкой встречается, так Дилан мне бучу устроил. Господи, надеюсь, он не за наркотиками отправляется. – Мари с надеждой посмотрела на Иону. – Может, ты с ним поговоришь? Он наверняка прислушается к словам отцовского друга.

Иона в этом сомневался, но ему и так хотелось поговорить с Диланом. В идеале до того, как тот поймает такси.

– Мне пора. Если что, звони в любое время.

Когда Иона выходил из кухни, Мари уже снова тянулась к бутылке.

Выйдя на улицу, Иона не заметил Дилана, однако, пройдя по дорожке, чуть дальше по улице он увидел подростка, не различимого из дома. Тот нетерпеливо и озабоченно поглядывал на часы, высматривая что-то на дороге. Мгновение он казался испуганным юнцом, потом заметил, кто к нему идет, и лицо его сделалось жестким. Он отвернулся с нарочито небрежным видом.