За это время моя жена, мать Элис и ее дядя что то узнали, за что и поплатились жизнью. Рики, как говорят поенные, стал «второстепенной потерей». Я не наивный человек. Когда Сюзанна показала мне эти чеки и банковский счет в некой отдаленной стране, название которой псе не могу запомнить, я немедленно нашел одно возможное объяснение. Мириам и раньше подделывала на чеках мою подпись. Несколько раз. Это было необходимо: когда ей нужно было заплатить за что-то большое, одной подписи было недостаточно, поскольку счет у нас был общий, а я часто отсутствовал по делам службы.

Вполне возможно, что она поставила обе подписи на общем счете. За меня она подписалась хорошо, а за себя – плохо, на всякий случай, если возникнут осложнения. А потом она снова подделала мою подпись, чтобы снять деньги с моего персонального счета (там лежало две сотни долларов со времен моей холостяцкой жизни) и переправить их в офшор.

Но зачем? И откуда она получала помощь? Она была умной женщиной, но для переправки счетов в другие страны требовались знания, которых у нее заведомо не было. Уж не собиралась ли она сбежать от меня с кем-то, кого встретила в баре «Сестра дракона»? В этом случае мне пришлось бы отвечать на неудобные вопросы. Или, может, все это сделал человек со стороны, а она и не знала? А потом, когда правда вышла наружу, он убил ее, Рики и маму Элис?

– Ну? – спросил я у фигуры, стоявшей в волнах и придерживавшей алую юбку, чтобы ее не замочила вода. Она не выглядела мертвой. Она была красивой. Этого и стоило ожидать. Это была не Мириам, а моя память о ней, вызванная разнообразными химикатами, вколотыми в вену. Они и оживили память о давно покойной жене, потому что она была человеком, которого на данный момент мне больше всего хотелось увидеть.

Мириам, созданная моими воспоминаниями, посмотрела на меня, улыбнулась и сказала:

– Не сейчас, Бирс. У тебя нет времени.

– Преварикация[12]– нехорошая вещь после стольких лет.

– Боже, да ты в тюрьме научился длинным словам. Выслушай короткое: беги.

– Послушай, Мириам, я хочу узнать, жив я или нет.

Любила ты меня или ненавидела… Я не знаю. А все, что ты говоришь…

Послышался звук. Много звуков. Крики. Некоторые доносились издали, но звучали громко.

– Беги.

Это был не ее голос, в этот раз я точно это разобрал. Рассердившись, поднял голову и увидел, что Мириам там нет. На черных волнах качалась белая лодочка. На сиденье транзистор передавал знакомую песню. С кормы, уткнувшись клювом в грудь, на меня грустно смотрел пеликан.

Странная вещь – музыка. Она побеждает время. Сидит позабытая в твоем сознании, а потом выскакивает из небытия, стоит только услышать две ноты на гитаре или мужской голос, пропевший лишь слово песни, о которой долгие годы не вспоминал. На этот раз это была группа «Флитвуд Мэк» с песней «Иди своей дорогой». Ее звучание вытащило меня из глупой ямы эгоцентризма, в которую я свалился и которой так хотел избежать.

В кармане моих штанов что-то завибрировало в тот момент, когда началось пение.

Она обожала этот альбом, проигрывала пластинку снова и снова, пока игла не протирала поверхность – мы были семьей, все еще не знавшей CD, – и мне приходилось покупать новый диск.

Я вытащил розовый телефон.

– Беги, Бирс, – кричала Элис. – Беги!

Справа от меня, там, где я договорился с ней встретиться, автомобиль мигал фарами. Слева услышал работающий двигатель. Я посмотрел. Это была огромная машина – джип. Он ехал по песку, освещая себе дорогу.

И побежал к Элис, думая о том, что увидел и что услышал за последние несколько часов.

– Пусти меня за руль, – сказал я, садясь в машину. – Я знаю здесь все дороги.

Бирс…

– Будь добра.

И бросил компьютер на заднее сиденье. Элис замолчала. Люди в джипе увидели нас, машина рванула в нашу сторону.

На этот раз споров не было. Элис подвинулась. Я завел двигатель старого «вольво». Слава богу, голова работает нормально, а значит, с вождением проблем не будет. Выехал с бетонной стоянки, прикидывая, когда нас смогут догнать. Разделяла нас в лучшем случае четверть мили.

За исключением Оушн-виста гарденс, местность совсем не изменились. Одноколейные дороги расчертили холмы. Отголосок времен, когда бедные поселенцы пытались из двух акров земли добыть себе средства к существованию. Я стал припоминать все случаи, когда мы блуждали здесь в поисках места для пикников, еще прежде, чем Рики появился на свет. Я смутно представлял, куда мы едем и в каком направлении двигаться. Немудрено запутаться в таком лабиринте.

По временам до нас доносилось злобное рычание джипа. Дороги были предназначены для лошадей, а не для мощных машин, и очень скоро джип перестал нам досаждать своим рыком.

Через пятнадцать минут медленной терпеливой езды мы выехали из Пеликан-Бэй. Элис все еще не сказала ни слова. Так дело не пойдет. Я вырулил на пустынную стоянку возле вершины холма, рядом с автострадой, выключил мотор и фары и взглянул на нее.

– Ну, в чем дело? – спросил я.

– Я сделала глупость. Позвонила в больницу – узнать о здоровье Шелдона.

– Что?

– Его подстрелили, мы его привезли. Значит, мы за него отвечаем, и нужно было о нем справиться.

– Шелдон – лживый предатель, злобное ничтожество. Он пытался продать меня Кайлу Маккендрику.

Элис сердилась, однако заметно было, что она говорит правду. Я начал разбираться в таких вещах. Можно понять по глазам: смотрит человек прямо или отворачивается. Простая вещь, я понимаю, но за долгое время одиночного заключения я отвык от человеческих лиц.

– Он пожалел о том, что сделал, как думаешь? – спросила она. – Мне сказали, что он идет на поправку, если тебя это интересует.

– Я знал, что с ним ничего не случится! Как думаешь, сколько подстреленных людей довелось мне увидеть за свою службу?

«Но в любом случае, мы не должны были засветиться».

– Как они узнали? – спросил я.

Она нахмурилась.

– Мне показалось, когда я позвонила и спросила, куда его забрали, их голоса звучали по-особенному. Я же тебе говорила, что это – частная больница. Им приказали обратить внимание на звонки насчет Шелдона.

– Частная? Ты хочешь сказать, что она принадлежит Маккендрику? – спросил я.

– Кому же еще? Думаю, у них стоит определитель номера. Лао Лао позвонила мне вскоре после того, как я тебя высадила. Она очень сообразительна. Работники аптеки, что на первом этаже, сказали, что ее кто-то спрашивает. Она спустилась по пожарной лестнице и отправилась к подруге, владелице бара. Нам нужно где-то остановиться, Бирс.

– Я думаю, – солгал я.