– Помолюсь, – пообещала она.

– Будем надеяться, что все обойдется, – застенчиво и немного нервно сказал Пол.

– Мы все на это надеемся, – добавила Джини.

– Не исключено, что полиция уже нашла пузырек, – предположила миссис Ботрайт. – Не стоит ее недооценивать.

– Этот пузырек может валяться где-нибудь на свалке, и вы об этом никогда не узнаете, – заметил художник. – Понимаете?

– О, пожалуйста, будьте счастливы, – промолвила медсестра. И невозмутимая, надежная душа этой малышки растворилась в чувственных слезах.

– Много хороших книг написано в тюрьмах, – серьезно заметил водитель автобуса. – Каменные стены не препятствие…

– Буду иметь в виду, Ли, – дружелюбно ответил Гибсон. Водитель был из тех людей, кто задавал тон. Он изначально заключил, что сладенькой конфетки не будет, и не стал ее предлагать.

Гибсон обнял жену за талию и повел к выходу. Семь человек смотрели им вслед.

– Как он мил, – всхлипнула Вирджиния. – А она прелестна. Как бы их спасти? Думайте все!

В комнате воцарилась тишина – присутствующие загрустили, но сломлены не были.

Мистер Гибсон с женой медленно прошли к концу террасы, спустились по ступеням и пересекли подъездную аллею. Времени было без четверти шесть, наступал тихий, приятный вечер. Они прошли мимо сияющих мусорных баков. Перед лестницей на кухню рос куст, и Гибсон мягко потянул Розмари в укромный уголок, скрытый от посторонних глаз массой приветливо шелестящих листьев.

Он обнял ее, и она прижалась к нему. Нежно поцеловал, потом еще раз, но с большей страстью. Ее голова склонилась ему на плечо.

– Помнишь ресторан, Кеннет?

– Да.

– Как мы тогда смеялись! Я решила, что после аварии ты забыл тот момент, не мог вспомнить.

То несчастье, которое произошло с ними, осталось далеко в прошлом. Розмари вздохнула.

– Еще я помню туман, – пробормотал Гибсон. – Нам тогда он показался красивым.

– Но мы ведь имели в виду не только туман.

– Нет. – Он нежно поцеловал ее еще раз. – Это старая песня – недопонимание. Но я человек старомодный.

– Я люблю тебя таким. Что бы ни случилось, не оставляй меня.

– Что бы ни случилось, – пообещал Гибсон. Но он преступник и может ее оставить, хотя в другом смысле слова. Горькое и вместе с тем сладкое чувство.

Через несколько минут они начали подниматься по лестнице на кухню.

Этель Гибсон вернулась в коттедж после четырех часов. Нахмурилась, обнаружив, что дверь не заперта, все нараспашку, в доме пусто. Какое безрассудство со стороны брата! Может, пошел к Таунсендам – это всего через дорожку. Если так, у Этель не было настроения идти туда за ним. Она спланировала свой день и не собиралась все ломать ради никчемного общения.

Этель сняла свой летний пиджак и прошла на кухню. Какой беспорядок! Для такого маленького дома аккуратность – это самое главное. Этель не нравилось жить в коттедже. Квартира требовала гораздо меньше усилий. Она считала, что в ближайшее время необходимо куда-нибудь переехать. А пока, поджав губы, взирала на разгром. Салат-латук валялся на столе. Хлеб не удосужились положить в хлебницу. Какао и чай должны стоять на полках. Сыр – в холодильнике. Вот еще какой-то бумажный зеленый пакет. Что в нем такое? Небольшая бутылочка с оливковым маслом. Импортное! Слишком дорогое!

Этель покачала головой и продолжила наводить порядок – как следует помыла салат и положила в ящик для овощей, сыр – в холодильник. Бумажный пакет выбросила в ведро, а банки и бутылки поместила в шкаф.

Заглянула в гостиную и включила радио – Этель привыкла, чтобы звучала музыка. Не обращала на нее внимания, зато сразу замечала, если вокруг было тихо. Затем направилась в спальню, которую делила с Розмари, сняла деловую одежду и переоделась в домашнее хлопчатобумажное платье. Музыка звучала издалека, а когда говорил диктор, она не прислушивалась. Реклама ее не интересовала. Мысли Этель были о первом рабочем дне. Место ей приглянулось – она решила, что сумеет подобрать ключи к тайным пружинам характера начальника. Предвкушала спокойную, основательную, полезную жизнь в этом тихом городке. Превосходно для здоровья. Этель стало клонить в сон.

В четверть шестого ее разбудил телефон. В доме по-прежнему никого не было.

– Слушаю!

– Говорят из лаборатории Таунсенда. Мистер Гибсон дома?

– Нет, – ответила Этель.

– Вы не знаете, где он?

– Не знаю. Могу предположить, что придет к обеду.

– Это когда?

– Без четверти шесть.

– Будьте добры, попросите его позвонить по этому номеру.

Этель записала номер.

– Это очень важно.

– Передам, – пообещала Этель и повесила трубку. Она чувствовала легкое раздражение.

Какое невнимание! В таком хозяйстве, как их, предупредительность – первое дело. Розмари должна скоро прийти. Но куда подевался Кен? Она представить не могла. Хотя, наверное, он закопался в книгах в филиале библиотеки.

Обед без пятнадцати шесть. Она начала готовить. Час обеда известен всем. Радио по-прежнему работало. Непривычное одиночество стало надоедать Этель, и она в порыве недовольства выключила приемник.

Вернувшись на кухню, продолжила готовить. Обед предполагался очень простым. Этель остановила свой выбор на спагетти – недорогое и питательное блюдо. Вытряхнуть из готовых пакетиков приправы и все, никаких особых усилий от хозяйки. Она вылила на сковороду соус. Такой хорошо бы чем-нибудь сдобрить. Этель покрошила туда лук. В кулинарном деле она не могла похвастаться изобретательностью. Много лет ела то, что ставили перед ней в ресторанчиках. Еда – это просто дорогая или дешевая пища. Но лук все же лучше потушить. Может, добавить оливкового масла? Куда его планировал Кен? На заправку салата не хватит. Этель не любила оливковое масло для заправки салата – с давних времен предпочитала дешевое растительное. Не для фруктов же он его купил. Наверняка захотел, чтобы вкус оливкового масла ощущался в соусе для спагетти. Или это причуда Розмари?

Этель скривила губы, но взяла бутылку и отвинтила крышку. Вылила на сковороду. Она надеялась, что вкус оливок не сильно испортит соус. Бутылку вымыла и поставила вверх дном, чтобы стекла вода. Король Роберто на этикетке оказался стоящим на голове. Налила в большую кастрюлю соус для пасты.

Потом она стала резать для салата овощи. Латук, похоже, не очень свежий. Тридцать четыре минуты шестого, а дома никого.

Пора было накрывать на стол в гостиной. С этого места была видна подъездная аллея, и она видела, как по ней промелькнула машина Таунсенда, и из нее поспешно высадилось несколько человек. Этель отвернулась – следить за соседями ниже ее достоинства. Вечеринка, решила она. Слово «вечеринка» означало для нее что-то легковесное – бессмысленное времяпрепровождение, пустую болтовню. Этель ни разу не приглашали на вечеринки.