– Право верх цельсь! – кричу, одновременно припадая на правое колено, заношу вбок левую ногу и поворачиваю ружье направо. Степан и Никита повторяют мой маневр. Над головой вижу штык. Краем глаза отмечаю, что Сашкина тройка встала у нас за спинами вторым рядом.

Там, впереди, между деревьями, виден мужик в синем кафтане, несется к нам со шпагой в руке. Метров десять, вряд ли больше. Быстро бежит, ишь ты.

– Пли!

Попали? Ни черта не видно! К черту стрельбу, пойдем в клинч!

Командую:

– В штыки, вперед!

Вскакиваю и бегу, держа мушкет наперевес. Краем сознания отмечаю, что вперед бежит только моя тройка, а Сашкина остается сзади, на перезарядке. Не, ну это правильно, конечно. Только в следующий раз надо будет как-то договориться, когда по тройкам работаем, а когда надо и всем вместе.

Мужик в синем лежит на спине, руки задрал вверх, в глазах ужас. Рукоять его шпаги лежит у дерева. Лезвия нигде не видно. Может, во мху где-то? То, что шпага сломалась, – это хорошо. Клинок нам пригодится, Ефим просил такие ему приносить, на ножи распускать. Быстро оглядываю поле боя. Так, у кареты все спокойно. Кучер держит передних лошадей, Сашкина тройка ощетинилась штыками во все стороны. У второй повозки – которая бричка – тоже все нормально. Тип с внешностью Пьера Безухова так же стоит у лошадей и держит их, тучная женщина тихо скулит, с силой прижимая к своему рту ладони. Малец встал в бричке в полный рост с суровым выражением на детской мордашке, отважно закрывая своей спиной колени женщины.

Смотрю на двоих, которые были у кочки. Один лежит лицом вниз. Ему сзади связывает руки кушаком Сила Серафимович. Откуда он взялся? Второй сидит, привалившись спиной к дереву, держится за плечо и рычит сквозь зубы. Рядом стоит капрал Годарев и смотрит куда-то в сторону брода.

Вот, собственно, и весь бой.

Кручу головой, пытаясь понять, что делать дальше.

Из глубины леса идет капрал Смирнов с напарником и тащат на импровизированной волокуше из двух жердин тело. В красном камзоле. Кто?

Ефима нигде не видно.

Так же тройкой возвращаемся к карете. Я иду впереди, с ружьем наперевес, Степан и Никита ведут пленного, заломав ему руки и нагнув головой к земле. Вот черти, а когда они успели ремни на мушкеты нацепить? Опять какой-то провал в памяти!

Героический защитник кареты в белой сорочке, который все так же и стоял с пистолетом наизготовку, обращается ко мне:

– Слава богу, вовремя вы подоспели! Как тебя зовут, братец?

А меня озноб по коже пробил. А как, собственно, меня зовут? Я веселый таракан? «Я бегу, бегу, бегу», – с готовностью отозвался внутренний голос. А мушкет уже вскинут «на караул» к правому плечу, рот же сам, не спросив моего разрешения, издает какие-то звуки. С удивлением слышу:

– Патрульная группа Кексгольмского пехотного полка, честь имею!

По-хорошему, надо бы еще каблуками щелкнуть, но под ногами влажный грунт и мох. Ну его.

Из леса по ту сторону от дороги робко крадется бородатый мужичонка в серой мятой рубахе. Делаю движение в его сторону, но мужчина с лицом Пьера Безухова делает успокаивающий жест.

– Это свои. Это Васька, паскудник, кучер мой. Удрал, да? А ну-ка иди сюда, уши тебе оторву!

Понятно.

Из кареты – а я уже стою рядом с ней – раздается женский голос:

– Кексгольмцы? Я верно услышала? Счастье-то какое! Кексгольмцы, родненькие вы мои!

Женщина? Ага, а вот и она. Мужчина в белой сорочке подает ей руку, помогая сойти со ступенек кареты.

– Как же здорово, что это именно вы! Дядюшка будет особенно этому рад! Я всегда знала, что мой дядюшка – отличный учитель! Вон каких орлов выпестовал! Какие же вы молодцы, солдатики! – Странная какая-то женщина. Вроде бы улыбается, но голос такой… будто она говорит не то, что думает на самом деле.

Смирнов с напарником дотащили волокушу, и я увидел, кто там. Фух! Не Ефим. От сердца отлегло. На волокуше лежал тот кожевенник из Кексгольма, чье имя я так и не узнал, а спросить стеснялся. Ведь по идее мы уже полгода как были знакомы. Как-то неприлично будет сказать, что я не знаю, как его зовут. Обидится же. Ведь он тогда со своей английской бритвой спас нас от пыток цирюльней…

В книгах про войну я в свое время подметил одну закономерность. Когда бой движется к победе – главный герой всегда теряет сознание. И неважно, Фродо это из «Властелина колец» или капитан Артемьев из «Товарищей по оружию». Правило одно: главный герой теряет сознание и не участвует в тех делах, что творятся между победой и торжеством.

Потому что после боя творится некрасивая проза жизни. Пленных пинками и ударами прикладов сгоняют в одну кучу у дерева. Собирают и раскладывают на траве трофеи – оружие побежденных. Притаскивают из леса убитого наемника. Раздевают его, потому что убитых здесь хоронят в чем мать родила. Одежда – очень дорогое удовольствие. Особенно такая, как у этого покойника. Капрал Годарев носится вперед-назад, раздавая указания и опрашивая каждого участника перестрелки, пытаясь составить общую картину скоротечной стычки. Смирнов с задумчивым видом рассматривает деревья и что-то считает, шевеля губами и загибая пальцы. На шипящего от боли пленного наемника, который держится за плечо, всем плевать. Хотя вон, с пленными Сила Серафимович о чем-то беседует на лающем гортанном языке, чем-то похожем на немецкий. А кожевенник из Кексгольма вон лежит на земле с наспех сделанной повязкой на голове, с которой уже натекла приличная лужа крови. Дышит тяжело, глаза закрыты. Видимо, в отключке. Рядом с ним стоят Степан и Никита и оторопело таращатся на кровь. И я… Чего я опять пешком встал, башкой кручу и ничего не делаю? Заняться нечем, что ли?

– У вас не найдется кусочка сахару? – спрашиваю я у женщины. Капрал Годарев оборачивается и обжигает меня гневным взглядом. Нашел время, мол. Да плевать.

Сахар здесь есть. И стоит он… К примеру, пуд муки Ефим покупал за пять копеек. Фунт сахара стоил в пять раз дороже. Фунт – это небольшой кусок в кулак размером. Сахарная голова, как ее тут называют. То есть сахар здесь – это экзотическое боярское лакомство, но мне он нужен было для другого.

Боярыня растерянно переглянулась с мужчиной в сорочке, после чего тот залез в карету и достал оттуда круглую бумажную коробку. В которой лежали уже наколотые небольшие кусочки сахара. Интересно, они это лакомство для детей готовили или для лошадей?

– Вот, пожалуйста, угощайтесь, – кажется, у них тоже разрыв шаблона. Вон как растерянно говорят. Что, не знают, для чего нужен сахар в полевых условиях? Так сейчас покажу!

Хватаю кусок, вытаскиваю из лядунки надорванный патрон, высыпаю порох вместе с пулей на землю, раскатываю бумагу в лист, кладу на ближайший камень и начинаю массивной рукоятью шпаги толочь на нем сахар в пудру.

– Степан, роди нитки. Прямо сейчас! Небольшими отрезками, в палец длиной. Никита, с тебя чистые тряпки. Бегом!