— Спасибо, Майк, не хочу. — Старик побрел прочь.

Он слышал, как Майк пожелал ему доброй ночи, но не ответил,а устремил взгляд на двухэтажный дом, высокую хрустальную крышу которогоустилали пышные кисти алых марсианских цветов. Над садом навис балкон с витойжелезной решеткой, в окнах второго этажа горел свет. Было очень поздно, но онвсе-таки подумал:

«Что будет с Энн, если я не приведу Тома? Новый удар — сновасмерть, — как она это перенесет? Вспомнит первую смерть?.. И весь этот соннаяву? И это внезапное исчезновение? Господи, я должен найти Тома, ради Энн!Бедняжка Энн, она ждет его на пристани…»

Он поднял голову. Где-то наверху голоса желали доброй ночидругим ласковым голосам, хлопали двери, гас свет, и все время слышаласьнегромкая песня. Мгновение спустя на балкон вышла прехорошенькая девушка летвосемнадцати.

Лафарж окликнул ее, преодолевая голосом сильный ветер.

Девушка обернулась, глянула вниз.

— Кто там? — крикнула она.

— Это я, — сказал старик и, сообразив, какстранно, нелепо ответил ей, осекся, только губы продолжали беззвучношевелиться.

Крикнуть: «Том, сынок, это твой отец»? Как заговорить с ней?Она ведь примет его за сумасшедшего и позовет родителей.

Девушка перегнулась через перила в холодном, неверном свете.

— Я вас знаю, — мягко ответила она. —Пожалуйста, уходите, вы тут ничего не можете поделать.

— Ты должен вернуться! — Слова сами вырвались уЛафаржа, прежде чем он смог их удержать.

Освещенная луной фигурка наверху отступила в тень и пропала,только голос остался.

— Теперь я больше не твой сын, — сказалголос. — Зачем только мы поехали в город…

— Энн ждет на пристани!

— Простите меня, — ответил тихий голос. — Ночто я могу поделать? Я счастлива здесь, меня любят — как любили вы. Я то, что яесть, беру то, что дается. Поздно: они взяли меня в плен.

— Но подумай об Энн, какой это будет удар для нее…

— Мысли в этом доме чересчур сильны, я словно взаточении. Я не могу перемениться сама.

— Но ведь ты же Том, это ты была Томом, верно? Или тыиздеваешься над стариком — может быть, на самом деле ты Лавиния Сполдинг?

— Я ни то, ни другое, я только я. Но везде, куда япопадаю, я еще и нечто другое, и сейчас вы не в силах изменить этого нечто.

— Тебе опасно оставаться в городе. У нас на каналелучше, там никто тебя не обидит, — умолял старик.

— Верно… — Голос звучал нерешительно. — Нотеперь я обязана считаться с этими людьми. Что будет с ними, если утромокажется, что я снова исчезла — уже навсегда? Правда, мама-то знает, ктоя, — догадалась, как и вы. Мне кажется, они все догадались, только нехотят спрашивать. Провидению не задают вопросов. Если действительностьнедоступна, чем плоха тогда мечта? Пусть я не та, которую они потеряли, для нихя даже нечто лучшее — идеал, созданный их мечтой. Передо мной теперь стоитвыбор: либо причинить боль им, либо вашей жене.

— У них большая семья, их пятеро. Им легче перенестиутрату!

— Прошу вас, — голос дрогнул, — я устала.

Голос старика стал тверже

— Ты должен пойти со мной. Я не могу снова подвергатьЭнн такому испытанию. Ты наш сын. Ты мой сын, ты принадлежишь нам.

— Не надо, пожалуйста! — Тень на балконетрепетала.

— Тебя ничто не связывает с этим домом и егообитателями!

— О, что вы делаете со мной!

— Том, Том, сынок, послушай меня. Вернись к нам скорей,ну, спустись по этим лианам. Пошли, Энн ждет, у тебя будет настоящий дом, все,чего ты захочешь.

Лафарж не отрывал пристального взгляда от балкона, желая,желая, чтобы свершилось…

Тени колыхались, шелестели лианы.

Наконец тихий голос произнес:

— Хорошо, отец.

— Том!

В свете луны вниз по лианам скользнула юркая мальчишескаяфигурка. Лафарж поднял руки — принять ее. В окнах вверху вспыхнулоэлектричество. Чей-то голос вырвался из-за узорной решетки.

— Кто там?

— Живей, парень!

Еще свет, еще голоса.

— Стой, я буду стрелять! Винни, ты цела?

Топот спешащих ног…

Старик и мальчик пустились бежать через сад. Раздалсявыстрел. Пуля ударила в стену возле самой калитки.

— Том, ты — в ту сторону! Я побегу сюда, запутаю их.Беги к каналу, через десять минут встретимся там! Давай!

Они побежали в разные стороны.

Луна скрылась за тучей. Старик бежал в полной темноте.

— Энн, я здесь!

Она, дрожа, помогла ему спуститься в лодку.

— Где Том?

— Сейчас прибежит.

Они смотрели на тесные улочки и спящий город. Еще появлялисьзапоздалые прохожие: полицейский, ночной сторож, пилот ракеты, одинокиемужчины, идущие домой после ночного свидания, четверо мужчин и женщин, которые,смеясь, вышли из бара… Где-то приглушенно звучала музыка.

— Почему его нет? — спросила мать.

— Сейчас, сейчас.

Но Лафарж уже не был уверен. Что, если парнишку опятьперехватили — где-то, каким-то образом — пока он спешил к пристани, бежалполуночными улицами между темных домов? Конечно, бежать было далеко, даже длямальчика, но все-таки Том должен был поспеть раньше его…

Вдруг вдали, на залитой лунным светом улице, показаласьбегущая фигурка.

Лафарж вскрикнул, но тотчас заставил себя замолчать: оттудаже, издали, доносились другие голоса, топот других ног. В окнах, словно поцепочке, вспыхнули огни. Одинокая фигурка вырвалась на широкую площадь передпричалом. Это был не Том, а просто бегущее существо с серебристым лицом, котороеблестело, переливалось, освещенное многочисленными шарами фонарей. Но чем ближеподбегало оно, тем все более знакомым становилось, и когда фигурка достиглапричала, это был уже Том! Энн всплеснула руками, Лафарж поспешно отчалил. Нобыло уже поздно.

Потому что из улицы на безмолвную площадь выбежал мужчина…еще один… женщина, еще двое мужчин, мистер Спеллинг. Они остановились взамешательстве. Они озирались по сторонам, и им хотелось вернуться домой: ведьэто… это был явный кошмар, безумие какое-то, ну конечно! И, однако же, онипродолжали погоню, поминутно останавливаясь в нерешительности и вновьприпускаясь бежать.