— Для этого мы используем пекарский порошок, Барбара, — объявила она, повернула голову, как будто в квартире ей что-то сказали, и затем поправилась: — Нет, Барбара, соду. По правде говоря, у миссис Силвер нет никакого серебра, но мы чистим ее столовые приборы, и они начинают сиять. Правда, здорово? Барбара, почему ты не надела свою новую юбку?

— Вечер, детка. Можно ходить без формы.

— А ты… — Внимание Хадии было отвлечено чем-то, что находилось вне поля зрения Барбары, потому что она вдруг закричала: — Папа! Папа! Привет! Привет! Можно, я пойду домой?

В ее голосе прозвучало еще больше энтузиазма, чем при виде старшей подруги, и Барбара задумалась, так ли уж девочка радуется обретению еще одного «хозяйственного навыка», как это называет миссис Силвер. Все лето они крахмалили белье, гладили, стирали пыль, пылесосили, уничтожали ржавчину в мойках и унитазах, изучали тысячи возможностей использования уксусной эссенции, и всему этому Хадия послушно внимала, а потом демонстрировала свои умения либо Барбаре, либо отцу. Но роза познания «хозяйственных навыков» поблекла, да разве могло быть иначе? Хадия была слишком вежливой, чтобы высказывать претензии пожилой женщине, но кто бы сейчас осудил ее за то, что она с радостью встретила избавление от скучного занятия?

Слышно было, как с улицы что-то сказал Таймулла Ажар. Хадия приветственно махнула Барбаре и исчезла в квартире, а Барбара пошла по огибающей дом дорожке мимо беседки, источающей запах жасмина, и увидела отца Хадии, входящего в ворота. В одной руке он нес несколько продуктовых сумок, а в другой — поношенный кожаный портфель.

— Чистят серебро, — сказала ему Барбара вместо приветствия. — Я и не знала, что сода придает блеск. А вы?

Ажар засмеялся.

— Эта добрая женщина — кладезь хозяйственных премудростей. Если бы я готовил Хадию к роли домохозяйки, то лучшего инструктора не нашел бы. Кстати, она уже научилась печь лепешки. Я вам не говорил? — Он поднял руку с продуктовыми сумками. — Приходите к нам на ужин, Барбара. Будет курица-джалфрези и рис-пилау.[26]Помнится, — он сверкнул зубами, и Барбара молча поклялась себе, что в ближайшее время пойдет к дантисту, — это ваши любимые блюда.

Барбара сказала соседу, что приглашение очень соблазнительное, однако ее призывает долг.

— Ухожу прямо сейчас.

Оба повернулись, заслышав стук открывающейся двери старого дома. Хадия, громко топая, сбежала по ступеням, по пятам за ней следовала миссис Силвер, высокая и костлявая, в глухом переднике. От Хадии Барбара знала, что у Шейлы Силвер целый гардероб передников, не только каждодневных, но и праздничных. У нее были рождественские, пасхальные передники, передники для празднования Хеллоуина, передники для встречи Нового года, передники для дня рождения и передники, отмечающие все — от ночи Гая Фокса до злосчастного дня свадьбы Чарльза и Дианы. К каждому из этих передников полагался свой тюрбан. Барбаре стало известно, что тюрбаны сделаны из посудных полотенец руками самой миссис Силвер, и она не сомневалась, что в числе «хозяйственных навыков», которые освоит Хадия, будет и умение изготавливать тюрбаны.

Хадия рванулась к отцу, и Барбара помахала всем на прощание рукой. Последнее, что она увидела: Хадия обнимает Ажара за стройную талию, а неуклюжая миссис Силвер ковыляет вслед за девочкой, вероятно вспомнив еще какую-то информацию насчет соды.

В машине Барбара вспомнила, который час, и решила, что только отчаянный спурт позволит ей добраться в Бетнал-Грин до наступления ночи. Она помчалась по городу и выехала в Бетнал-Грин с Оулд-стрит. С годами эти места изменились мало, поскольку молодые служащие не могли позволить себе арендовать жилье в центральных районах Лондона, и они селились во все расширяющемся круге, охватывающем городские районы, ранее считавшиеся нежелательными для проживания. Район Бетнал-Грин был сочетанием старого и нового: магазины, торгующие сари, перемежались с компьютерными центрами, а этнические заведения, предлагающие услуги вроде татуировки хной, соседствовали с агентствами недвижимости, предоставляющими жилье для растущих семей.

Сидни жила на Квител-стрит. Здесь стояли кирпичные дома ленточной застройки с простыми фасадами. Двухэтажные здания формировали южную сторону треугольника, в центре которого была общая территория под названием Джезус-Грин. В отличие от множества маленьких городских парков эта территория не запиралась на замок, и хотя ее окружала чугунная ограда, типичная для лондонских площадей, ограда эта доходила лишь до пояса, а ворота стояли нараспашку, допуская любого на широкую лужайку и к пруду, затененному раскидистыми деревьями. Дети шумно играли на лужайке, возле которой Барбара припарковала свой старый «мини». В одном углу семейство устроило пикник, а в другом гитарист развлекал очаровательную юную особу. Сюда хорошо было сбежать от жары.

Сидни откликнулась на стук в дверь, и Барбара попыталась отрешиться от ощущения резкого контраста, которое обычно испытывала в присутствии младшей сестры Сент-Джеймса. Сидни была высокой, стройной, у нее были скулы натурального происхождения, так что в отличие от других женщин ей незачем было ложиться ради этого под нож хирурга. Волосы у нее были такие же черные и блестящие, как у брата, и такие же, как у брата, глаза — сегодня голубые, а завтра серые. На ней были брюки-капри, подчеркивавшие длину ног, растущих от ушей. Топ открывал ее руки, загорелые, как и все остальное тело. Снимая большие круглые серьги, Сидни сказала:

— Движение сегодня кошмарное, да, Барбара? — и впустила гостью в дом.

Дом был маленьким, открытые нараспашку окна не помогали справиться с жарой. Сидни принадлежала к тем счастливым женщинам, которые не потеют, но Барбара не относилась к их числу: едва за ее спиной закрылась дверь, она ощутила, как по лицу потек пот.

— Ужасно, правда? — посочувствовала Сидни. — Мы все жаловались на дожди, и вот пожалуйста, дождались. Надо бы что-то среднее, но так никогда не получается. Я туда, если не возражаете.

«Туда» оказалось лестницей, поднимавшейся к задней половине маленького дома, там открывалась дверь в садик, откуда доносился резкий звук тяжелых ударов. Сидни пошла к двери, пояснив Барбаре через плечо:

— Это Мэтт, — и крикнула в сад: — Мэтт, дорогой, иди сюда, познакомься с Барбарой Хейверс.

Барбара увидела в саду мужчину плотного телосложения, потного и без рубашки, он стоял с кувалдой в руке и бил по листу фанеры, должно быть желая, чтобы она ему подчинилась. Иной причины для такого занятия нет, подумала Барбара. Мульчу он, что ли, хочет добыть для единственной залитой солнцем клумбы? После призыва Сидни стучать он не перестал, а лишь оглянулся через плечо и кивнул. На нем были черные очки, в ушах пирсинг. Выбритая голова, как и все тело, блестела от пота.

— Великолепен, правда? — пробормотала Сидни.

Барбара вряд ли выбрала бы такое слово.

— Что он делает? — спросила она.