Госпожа Сунь, возлежавшая в занимавшей почти всю комнату позолоченной ванне, окинула ее ленивым взглядом. Поверхность наполнявшей ванну до краев горячей воды была усыпана толстым слоем пунцовых розовых лепестков, аромат от которых вместе с клубами пара поднимался к выложенному фарфоровыми плитками потолку. Замысловатые складные ширмы не скрывали наготы лежавшей в ванне женщины. Она томно раскинула руки по краям ванны, безо всякого стеснения выставив из воды обнаженную грудь.

– Подойди поближе, – проворковала она. – Чего ты боишься, детка? Я не кусаюсь.

Сифэн приблизилась к ней с опаской, как к тигрице. Чувствовалось, что сцена, как и с мадам Хун, была заранее продумана с тем, чтобы усилить в ней ощущение растерянности.

Собранные в красивый узел волосы госпожи Сунь на свету казались то черными как смоль, то отливали красновато-коричневым. Своими раскосыми, с тяжелыми веками, глазами она оглядела Сифэн с головы до ног.

– Должна сказать, – продолжала она, шевеля в воде тонкими пальцами, – я была приятно удивлена, когда мадам Хун предложила прислать тебя ко мне. Надеюсь, это даст мне возможность познакомиться с тобой поближе. Сифэн, не так ли?

Сифэн молчала, нервы ее были натянуты как струна. Что это за игра? Она видела, как эта женщина, не смущаясь, осыпала насмешками другую наложницу в присутствии самой Императрицы. Она сосредоточила взгляд на розовых лепестках, которые казались морем живой крови, плещущейся вокруг алебастровой кожи госпожи Сунь.

Наложница с наслаждением выгнула спину, как прихорашивающаяся дикая кошка. Ее тяжелые груди покачивались в воде.

– Поговори со мной, – сказала она, поглаживая край ванны, как будто это была обнаженная мужская грудь. – Возьми себе стул и съешь хурму, если ты ее любишь.

Сифэн повиновалась, но не притронулась к еде: жаренному в остром соусе тофу, зеленым овощам в кипящем бульоне и ароматной хурме в хрустальной вазе. Она догадывалась, что наложницы едят не то, что она, однако Сифэн удивило огромное количество еды.

– Я была не одна, – растягивая слова, проговорила госпожа Сунь, угадав ход ее мыслей. – Со мною был Император. Благодаря мне по утрам у него бывает хороший аппетит. Однако я не должна говорить о таких вещах в присутствии невинной девицы. Ведь ты девица, не так ли? У тебя ведь не осталось какого-нибудь влюбленного крестьянина в этой жуткой деревне или откуда ты там на нас свалилась?

– Нет, госпожа.

Женщина сверлила ее прищуренными хищными глазами.

– Я заметила, что вы с Каном стали друзьями. Интересно, что, пока ты не появилась, он ни с кем близко не сходился, а тут вдруг не может без тебя обойтись. До чего же мужчины не могут устоять перед хорошеньким личиком, даже если уже ни на что не способны.

Она засмеялась гортанным смехом.

– Мой тебе совет, милая. Не доверяй никому из евнухов, а особенно – Кану. Никто не знает, откуда он здесь появился, и, видишь ли, не зная начала, ты не угадаешь, каков будет конец. Не правда ли?

Сифэн понимала, что с помощью туманных намеков госпожа Сунь пытается ее запутать и запугать, что все это часть ее хитрой игры.

– Я понимаю, что мне следует быть осмотрительной в дружеских отношениях.

– Вот как? – томным голосом госпожа Сунь выразила высшую степень восторга, как будто перед ней была обезьяна, только что совершившая какой-то немыслимый трюк. – Очень разумно с твоей стороны. Как бы то ни было, все евнухи одинаковы. Как мужчины они неопасны, но они по-прежнему хотят, чтобы женщины были у них в услужении. Мне бы не хотелось, чтобы ты оказалась в такой роли.

Она положила голову на шелковую подушку и прикрыла глаза.

Сифэн смотрела на нее со смешанным чувством презрения и зависти, понимая, что сама она гораздо красивее. Тем не менее именно госпожа Сунь сумела укротить самого Императора. Она командовала им так же, как он командовал своими войсками; используя свой чарующий взгляд и гибкое тело, она могла заставить его склониться к своим ногам.

Гума учила Сифэн, что подобные женщины таят в себе мощную энергию, что они заряжены неистовой жизненной силой. При этом она рассуждала о них как о кроликах, которых вполне допустимо поймать и убить, и тогда их драгоценная живительная влага превратится в теле того, кто ее выпьет, в источник могучей силы. Эти речи всегда внушали Сифэн ужас, однако сейчас она поймала себя на том, что рисует в своем воображении роскошное, пылающее сердце госпожи Сунь, бьющееся под ее пышной, жемчужно-белой грудью. На нее накатил острый приступ голода.

– Вы защитница женщин, госпожа, – быстро сказала она, чтобы отвлечь себя от этих мыслей.

Госпожа Сунь открыла глаза.

– Естественно. Ты, возможно, заметила, что я сама женщина. Уверяю тебя, твое благополучие для меня значит не меньше, чем мое собственное. Но мои разговоры, наверное, тебе наскучили. Давай я покажу тебе, как ты можешь мне помочь.

Не дожидаясь, пока Сифэн принесет для нее халат, она вылезла из ванны и встала перед ней мокрая, с капающей с нее на пол водой, не имея на теле ничего, кроме прилипших к коже розовых лепестков. В отличие от Императрицы Лихуа с ее тонкой и хрупкой фигурой, наложница обладала здоровым, полным телом.

– Пойдем со мной.

Оставляя за собой мокрые следы, она устремилась к дверям.

Сифэн заметила, что на лицах стоящих на страже евнухов застыло каменное выражение, взгляд их упирался в стену, что, несомненно, было результатом длительной тренировки. По-видимому, при посещениях Императора, когда он вместе с госпожой Сунь резвился в ванне, они оставались столь же неподвижными.

Госпожа Сунь проследовала по коридорам, не обращая внимания на суетящихся служанок, прерывающих свои дела, чтобы поклониться ей. Часть их направлялась в сторону ванной, возможно, чтобы убрать там месиво из розовых лепестков.

– Вот кого я хотела тебе представить. Подойди поближе.

Сифэн последовала за ней через завешенную тяжелыми шторами дверь в комнату, освещенную нарядными светильниками. Здесь не было окон; вместо этого по стенам была развешана сотня бронзовых зеркал, в которых тускло отражались покрывающие пол роскошные шелковые ковры, темная мебель из розового дерева и стоящая в центре комнаты великолепная резная дубовая кровать.

Женщина наклонилась, чтобы поднять что-то с пола, одновременно любуясь отражением своей пышной, упитанной фигуры в зеркале. Она повернулась, и Сифэн увидела прижатую к ее влажной груди дрожащую массу сероватых волос: тощую и противную маленькую собачонку. На шее у нее был повязан лоскут пунцового шелка.

– Это Шэньши, мой младший сын.

Госпожа Сунь, смеясь, целовала его неопрятную макушку, не спуская при этом глаз с зеркала и вертя бедрами, чтобы выбрать наиболее выгодный ракурс для отражающихся в нем ягодиц.

– Это подарок от Императора на мой день рожденья. Не правда ли, он милашка? Хочешь его подержать?