– Ее величество велели тебе явиться к мадам Хун после того, как ты умоешься.

Оставшись наконец в одиночестве, Сифэн в изнеможении повалилась на кровать. Последний час вымотал ее больше, чем все путешествие через Великий Лес. Но она проникла в Императорский дворец. Она произвела впечатление на старшего евнуха, очаровала Императрицу Лихуа и получила должность – в точности как было предначертано ей Гумой и судьбой.

При мысли о том, как круто изменилась ее жизнь за такое короткое время, у нее кружилась голова.

Мешок с ее пожитками выглядел странно без вещей Вэя по соседству. Он бы посмеялся над ее ожиданиями получить для себя роскошную комнату и пошутил бы по поводу мрачной перспективы выслушивать наставления от старой противной мадам Хун.

Благодаря ему это место казалось бы ей более похожим на дом.

Сифэн достала из мешка бронзовую шкатулку с принадлежавшими ее матери кинжалом и булавкой для волос. Она спрятала шкатулку под подушкой, решив, что позднее найдет для нее более надежное место, и собралась убрать мешок, когда вдруг нащупала внутри него незнакомый предмет.

Нахмурившись, она вытащила его на свет, и у нее вырвался сдавленный крик: она узнала связку трав для курений и дешевую металлическую курительницу. Даже не будучи зажженными, тонкие бамбуковые палочки издавали тошнотворный аромат черного гриба и болотных трав, и этот запах перенес Сифэн домой, в тайную комнату ее тетки.

Гуме было известно о мешке, который прятала от нее Сифэн. Она заранее знала о том, что племянница оставит ее, и позаботилась о том, чтобы та всегда о ней помнила.

Ощущая, как запах просачивается сквозь поры ее кожи внутрь, Сифэн на мгновение почувствовала себя так, как будто никогда не расставалась с Гумой.

Вымыв лицо и руки и забрав волосы в узел, Сифэн предстала перед мадам Хун, ожидавшей ее на Южном балконе. На ней была новая чистая одежда, но, тем не менее, она чувствовала себя не на своем месте в изысканной обстановке перед лицом старшей дамы Императрицы.

Балкон был затенен ветвями плетистой весенней розы, перила увиты душистой азалией. Со взором, устремленным в пустоту, мадам Хун восседала за столом из камня, ее болезненно-желтое лицо оттеняла вышитая кофта кораллового цвета. Вся сцена казалась тщательно продуманной, как для представления.

– Известно ли тебе, сколько девушек мечтает оказаться на твоем месте? – спросила она, не глядя на Сифэн. – Но боги, тем не менее, выбрали тебя, и ты оказалась на пути у Наследного принца, а вследствие этого – и у его матери.

Господин Юй, стоявший позади нее, облокотясь на перила, добавил:

– Ты везучая девушка. Сядь.

Сифэн повиновалась, сожалея про себя, что рядом нет Кана. В его присутствии ее положение перед лицом евнуха и придворной дамы, уставившихся на нее с противоположной стороны стола, не казалось бы столь безысходным.

– Ты находишься здесь в качестве служанки Императрицы и будешь подчиняться непосредственно мне и господину Юю, – объявила мадам Хун. – Ты должна усердно трудиться и выполнять любое данное тебе поручение, будь то украшение покоев цветами, починка одежды или опорожнение ночных горшков, если горничные не успели сделать этого вовремя. Ты не найдешь никого, кто стоял бы ниже тебя, потому что нет никого, кто стоял бы ниже тебя.

– Ты всегда должна быть почтительной. Не допускается никакая дерзость и демонстрация твоих познаний вышестоящим, – рявкнул господин Юй. Было очевидно, что он не настолько глуп, чтобы не понять ее поэтический выпад против себя.

– Ты не имеешь права разговаривать с ее величеством или беспокоить ее ни при каких обстоятельствах. Тебе не разрешается покидать город женщин без нашего позволения.

– Ну, девушка, – отрывисто проговорила мадам Хун, – ты все поняла?

У Сифэн чесались руки отвесить этой женщине хорошую оплеуху, чтобы стереть с ее лица напыщенное выражение. Она почувствовала шевеление твари у себя под ребрами и сжалась от страха.

«Прошу тебя, не сейчас, – молила она. – Я не могу себе позволить с первых же дней заводить себе врагов».

– Отвечай, когда с тобой говорят! – завопил господин Юй так громко, что даже мадам Хун вздрогнула от его крика. Было видно, что ему доставляло удовольствие демонстрировать свою злобу в присутствии старшей придворной дамы.

Сифэн припомнила когда-то прочитанную историю о сосуществовании слона и луговой птички. Птичка склевывала с тела слона мелких насекомых, добывая таким образом для себя пищу, а слон также получал от этого пользу, очищаясь от паразитов. Она вообразила мадам Хун в виде морщинистого неуклюжего слона и евнуха в облике лысой раздражительной птицы и еле удержалась от того, чтобы не рассмеяться вслух.

– Я поняла, мадам Хун, – сказала она, стараясь успокоить подрагивающие губы.

Женщина нахмурилась.

– Дамы просыпаются перед рассветом, моются, причесываются и одеваются. Затем они отправляются в храм, где проводят час в молитве, во время которой они превозносят благодеяния Владык-Драконов.

Она сделала молитвенный жест, такой же, какой раньше в присутствии Сифэн сделала Императрица.

– Между трапезами каждая из дам прилежно работает над полученным заданием. Вечером они в течение часа читают, музицируют или упражняются в каллиграфии, а затем, перед сном, еще один час посвящают молитве.

– Фонари, которые ты видишь здесь повсюду, нужны не только для красоты, но и для того, чтобы по ним узнавать время, – отрывисто проговорил господин Юй. – Ты будешь сверять по ним свою работу. Мы не потерпим присутствия глупых и ленивых женщин вблизи Императрицы.

– Каково будет мое задание? – спросила Сифэн так вежливо, как только могла.

– Ты не получала разрешения говорить, девушка, – нахмурилась мадам Хун.

Усилием воли Сифэн удержала руки лежащими на коленях. Она представила, что возвращается в дом Акиры и ей приходится объяснять, что ее выгнали из дворца за то, что она дала пощечину старшей придворной даме Императрицы. Ей все труднее становилось сдерживать смех, к тому же шевеление у нее в грудной клетке усиливалось. Не успев остановить себя, она дерзко произнесла:

– Мое имя Сифэн, а не девушка.

Евнух наклонился вперед и, сделав плавный взмах сложенным веером, нанес ей удар по плечу. Ощутив в месте удара жгучую теплоту, Сифэн изумленно уставилась на него. После Гуминых изощренных побоев с помощью трости, включая обливание спины водой, чтобы усилить боль, ей было смешно думать, что этот жирный коротышка всерьез надеется сломить ее дух.

– Они все так себя ведут, когда только сюда попадают, – с гнусной усмешкой сказал господин Юй, обращаясь к мадам Хун. – Из-за доброты и приветливости Императрицы Лихуа они воображают, что они не такие, как все. Особенные. Заносчивые и обидчивые, воображающие, что могут подняться наверх, подобно пене на океанской волне.