Что я понял из «Зимних мух»? В последний раз, когда я перечитывал этот рассказ, я увидел в нем отчасти автобиографическое произведение о человеке, который распутничает, пьет за рулем и не может удержать свой брак от распада, но находит в себе силы оторваться от онанистических фантазий, чтобы поговорить с ребенком, переживающим паническую атаку, и помочь ему вернуться в реальность, – и это, пусть хотя бы ненадолго, снова возрождает семью, уже почти разрушенную алкоголем и взаимным отчуждением. А в девять лет я увидел в «Зимних мухах» историю о человеке, одолеваемом демонами, который уговаривает своего сына, заблудившегося среди звезд, вернуться домой.

С тех пор как я прочел «Зимних мух», я понял, что Лейбера можно и нужно читать. В одиннадцать лет я купил его «Ведьму», из которой выяснил, что такое рука славы, и узнал, что все женщины – ведьмы. Да, конечно, в этой книге, да и в самой идее полно сексизма и мизогинии. Но для двенадцатилетнего мальчишки, пытающегося разобраться в чем-то таком, что запросто может оказаться инопланетной расой, в ней есть и тот самый параноидальный вопрос «А что, если это правда?», из-за которого чтение книг вообще становится таким опасным занятием. Потом я прочитал выпуск «Чудо-женщины» 1972 года, написанный Сэмюэлем Р. Дилэни. В этом комиксе фигурировали Фафхрд и Серый Мышелов, и, с одной стороны, он разочаровал меня своей непохожестью на другие истории Чипа Дилэни, а с другой – познакомил с этими замечательными искателями приключений и (как это умеют комиксы) показал, как именно они выглядели. Я прочитал «Меч и колдовство» – комикс о Фафхрде и Сером Мышелове, выпущенный «Ди-Си Комикс» в 1973-м, – а затем, наконец, уже в тринадцать лет, добрался до «Мечей Ланкмара», которые обнаружились на полке шкафа в кабинете мистера Райта, нашего учителя английского. Как я узнал позже, обложка этой книги, изданной в Британии, была неудачной подделкой под иллюстрацию Джеффа Джонса на обложке американского издания. Книгу я прочитал и остался доволен.

После этого я уже не мог читать романы про Конана. Мне было скучно: не хватало юмора. Вскоре мне попался роман Лейбера «Необъятное время» – про Войну Перемен, которую вели между собой двое непостижимых врагов, использовавших людей как пешки. Читая его, я не мог отделаться от мысли, что на самом деле передо мною пьеса, замаскированная под роман. Точно такое же впечатление «Необъятное время» произвело на меня и через двадцать лет, когда я перечитал его почти с таким же удовольствием, как в детстве (хотя голос рассказчицы меня временами раздражал).

Лейбер писал и великолепные книги, и, прямо скажем, отстойные; в частности, почти все его научно-фантастические романы сейчас воспринимаются как устаревшие и проходные. Однако рассказы у него потрясающие – и научно-фантастические рассказы, и в жанрах фэнтези и хоррора: среди них отстойных практически нет. Он был одним из титанов литературы, и после того, как он ушел, мир уже никогда не станет прежним. Титаном же он был отчасти потому, что умел превосходить ограничения жанра, обыгрывать их и подчинять своему замыслу. Он творил (в прямом смысле, потому что до него почти никто не писал ничего подобного) интеллектуальные и остроумные книги в жанре «мечей и магии»; он заложил основы жанра городского хоррора.

Лучшие произведения Лейбера отмечены темами, повторяющимися снова и снова: он – как художник, то и дело возвращающийся к своим любимым моделям. Шекспир, часы и кошки, супружеская жизнь, женщины и привидения, власть городов, выпивки и сцены, сделки с дьяволом, Германия, смертность… При этом он на самом деле никогда не повторяется и, как правило, пишет умнее и глубже, чем того требует рынок, – изысканно, поэтично и с юмором.

У хорошего виски – один простой вкус, но у виски по-настоящему классного – вкус сложный, состоящий из множества вкусов. Лучшее виски играет у вас во рту хроматическую гамму и оставляет странную серию послевкусий, испаряясь с языка: первый мед, дым костра, горький шоколад, солончаковые пастбища, тянущиеся вдоль берега моря… В этом смысле рассказы Фрица Лейбера – точь-в-точь как лучшее виски. Они тоже оставляют послевкусие в памяти, эмоциональный осадок, который продолжает отдаваться эхом еще долго после того, как вы перевернете последнюю страницу. Подобно театральному режиссеру из его «Четырех призраков Гамлета», мы чувствуем, что Лейбер всю свою жизнь провел в наблюдениях и научился мастерски лепить из соломы воспоминаний кирпичи историй и фантазий. Он требовал от своих читателей многого: обращать внимание на каждую мелочь, вдумываться и вникать, – но и воздавал сторицей тем, кто не ленился.

В двадцатом веке жанр научной фантастики породил не только множество признанных классиков (Рэй Брэдбери – самый очевидный пример), но и несколько таких замечательных творцов, которые не получили должного признания. Они были «не для всех» (хотя, впрочем, Брэдбери тоже не для всех, просто критики и литературоведы быстро изъяли его из рядов научных фантастов и возвели в ранг национального достояния). Они тоже могли бы стать классиками, но их не заметили: слишком уж они были странными – и слишком умными.

Один из них – Аврам Дэвидсон. Другой – Р. А. Лафферти. А Фриц Лейбер не то чтобы остался незамеченным – нет, он получил много наград; его повсеместно и справедливо признавали выдающимся писателем. Однако до массового читателя он так и не дошел: возможно, он оказался чересчур барочным, чересчур интеллектуальным. Его забывают вписать в те маршруты, один из которых ведет от Стивена Кинга и Рэмси Кэмпбелла к Г. Ф. Лавкрафту, а другой – к Роберту Э. Говарду от любой игры в «Подземелья и драконов», среди персонажей которой найдется вор. А между тем он мог бы занять законное место на обеих этих дорогах.

Надеюсь, эта книга напомнит его почитателям, почему они так любят Фрица Лейбера. Но еще больше я надеюсь, что она приведет к нему новых читателей, которые, в свою очередь, увидят в нем писателя, которому можно доверять (с поправкой на то, насколько вообще можно доверять писателям) и дарить свою любовь.

Это мое предисловие к «Избранным рассказам» Фрица Лейбера, опубликованным в 2010 году.

Теплица[59]

В наши дни Брайан Олдисс признан одним из самых выдающихся английских фантастов своего поколения. Вот уже пятьдесят с лишним лет он продолжает писать, и свойственные ему неистощимая энергия и тонкий ум успели за это время вывести его из границ научной фантастики в русло мейнстрима и вернуть обратно, разнообразив путешествие экскурсами в биографическую литературу, аллегорическую прозу и абсурдизм. Как издатель и составитель антологий он существенно повлиял на развитие научной фантастики 60-х и 70-х и во многом сформировал вкусы британских поклонников этого жанра. Выступал Олдисс и в роли критика: его исследовательская работа «Пикник на миллиард лет» (позднее дополненная и переизданная под названием «Пикник на триллион лет») содержит замечательный исторический обзор НФ-жанра, начало которому, по мнению Олдисса, положил «Франкенштейн» Мэри Шелли и который он определяет как «гордыню, крепко выпоротую судьбой». Его карьера необъятна: Олдисс отметился во всех разновидностях жанра – с неизменно беспощадным умом и неизменно поэтично и страстно, – а его реалистические произведения принесли ему признание и уважение не только на родине, но и по всему миру.