Города – они такие. Не стоит их недооценивать.

Ведь, как ни крути, а город больше тебя и старше; и он давно научился ждать…

Это «пасхалка», которая с 1995 года стала появляться на экране во время игры в SimCity 2000, если зайти в библиотеку и выбрать раздел «Размышления».

С шести до шести

«О нет, только не ночные бары, – предупреждает Мой Редактор. – О них уже кто-то написал. Можете заняться чем-то другим?»

Мой тщательно спланированный вечер (включавший в себя посещение всех ночных баров Лондона, в которых я когда-либо побывал, и еще нескольких новых) летит в тартарары. Ну и ладно. Раз такое дело, буду импровизировать. Может, просто поброжу по улицам Вест-Энда. О чем я ей и сообщаю.

На ее лице отражается смутное беспокойство.

«Только осторожнее там», – предупреждает она.

Приободренный и утешенный, весь в раздумьях о гипотетических некрологах и о грядущих приключениях, я вываливаюсь за дверь, в объятия вечера.

Итак, с шести до шести.

18:00. Я заглядываю в банк, встретиться со своим управляющим. Мы стоим в коридоре и беседуем о том, допускается ли слово fucking в современных журналах. Я заверяю его, что в статьях для «Тайм Аут» это слово можно употреблять сколько влезет, – и тут, как назло, открывается дверь одного из кабинетов. Банковская сотрудница выплывает в коридор и таращится на нас во все глаза. Я спасаюсь бегством; управляющий остается, а в спину мне несется звонкий смех его чудесной секретарши Мэгги.

Я пытаюсь поймать такси на Бейкер-стрит, но желтые фонари, эти святые граали всех лондонских торопыг, ускользают от своего искателя, как им и положено.

Я спускаюсь в подземку и доезжаю до Тоттнем-Корт-роуд: здесь у такси гнездо. Вот они уже ждут, выстроившись в очередь, пламенея желтыми огнями.

Вбегаю в двери Моего Издательства, делаю несколько звонков на первом этаже и, уже не торопясь, перехожу через дорогу в кафе «Мюнхен», притаившееся в тени Сентр-Пойнт[54], чтобы в ожидании Моего Издателя выпить с Исполняющим Обязанности Редактора Джеймсом Робинсоном. Мой Издатель запаздывает, но в кафе я случайно сталкиваюсь нос к носу с бесподобной рок-звездой – Фишем, бывшим вокалистом Marillion. Мы с ним сто лет не виделись, так что, естественно, начинаем обмениваться новостями, но нас прерывает сначала какой-то подозрительный тип, организующий «самый большой благотворительный фонд в Англии» и жаждущий поддержки Фиша, а потом еще один чудик, который просит Фиша написать текст Kayleigh на салфетке, потому что он, дескать, поспорил с приятелем на пятьдесят фунтов, что Фиш для него это сделает. Фиш говорит, что не помнит слов, и ограничивается автографом, но, похоже, чудик в накладе не останется.

Наконец, появляется Мой Издатель, и мы с ним отправляемся перекусить (в «Ля Рич» на Олд-Комптон-стрит, там дают отличный кускус), а с Фишем договариваемся встретиться в «Марки»[55], недавно переехавшем на новое место. Он обещает дождаться нас во что бы то ни стало.

23:15. Вот мы и в «Марки» – и что мы слышим с порога? «Простите, ребята, мы работаем до одиннадцати!» Когда я был совсем молод, «Марки» (где, кстати, имелась самая дешевая сауна в столице) в одиннадцать еще только открывался! Мечты о неповторимой ночи рок-н-ролла рассыпаются в прах. Чем же мне заняться? Мой Издатель направляется в Уимблдон – хочет попытаться починить антикварный лазерный проигрыватель, который продал одному своему старому другу. Я еду с ним.

1:00. Проигрыватель так и не починился, и Мой Издатель сокрушается, что не может посмотреть «Вкус Майами»[56] («Эти цыпочки из „Вкуса Майами“ знают, как отыскать на свою задницу больших неприятностей… порно-пати в бассейне… горячие девушки-полицейские с во-о-о-от такими сиськами…» Фап-фап.)

1:30. Катим обратно в город через пустой Уимблдон. Нас останавливает полицейская машина. Доблестные стражи порядка заметили в багажнике старинный лазерный проигрыватель и (в общем-то не без оснований) предположили, что Мой Издатель – грабитель с большой дороги. Он торопливо запихивает кассету со «Вкусом Майами» под сиденье, выходит из машины, вручает полицейскому свой мобильник и говорит, кому позвонить, чтобы там подтвердили его личность. Полицейский смотрит на телефон и печально вздыхает: «Нам таких не выдают». Спрашивает Моего Издателя, откуда у него такой акцент (из Барроу-ин-Фернесса), и сообщает, что сам он из Бридлингтона. Машет нам ручкой на прощание. Мои свежеиспеченные планы провести эту ночь в борьбе против полицейского произвола (или в камере – что, с журналистской точки зрения, было бы еще лучше) разбиваются о жестокую реальность.

1:45. Вокзал «Виктория». Ну уж тут-то должно твориться хоть что-нибудь интересное!.. Но нет. Стерильно чистый зал, мигающий люминесцентной рекламой всевозможных вещей, которые все равно не купить в это время суток. (Вальдорфские сэндвичи с креветками?!) Мой Издатель говорит, что у лондонских голубей больше нет пальцев на ногах – исчезли за десятки лет родственного спаривания и жизни в загрязненной среде. Я ему не верю – о чем и заявляю безо всякого стеснения.

2:10. Проходим мимо «Хард-Рок Кафе». Никакой очереди у входа.

2:45. Сохо. Мы шагаем по улице мимо пустых винных баров и книжных лавок, и Мой Издатель говорит, что когда-то, давным-давно, все это были бордели. Тут он вспоминает, что впереди маячит «Вкус Майами», если он все-таки починит этот чертов лазерный проигрыватель, и устремляется в ночь, бросив меня на произвол судьбы.

Мне остается просто бродить по городу безо всякой цели – я твердо решил не заглядывать ни в какие питейные притоны, даже если таковые встретятся на пути (а они, точь-в-точь как волшебные магазинчики, имеют обыкновение исчезать: попытавшись отыскать их в следующий раз, вы наткнетесь лишь на кирпичную стену или запертую дверь).

На Бруэр-стрит, в унылом свете неоновых вывесок, стоит молодая женщина и держит пенопластовую голову в красном парике. На витрине магазинчика, торгующего винтажными журналами, – знаменитый «школьный» номер «Оз»[57].