— Япук, я в избу схожу, а ты присмотри за котлом… Если побежит через край, помешай половником.

Япушу тоже не хотелось сидеть в кудо. Наверное, Григорий Петрович сейчас рассказывает что-нибудь чрезвычайно интересное. Япуш так и подумал: «чрезвычайно интересное». Он умеет выражаться несколько витиевато, ведь этой весной он закончил школу и прочел много хороших книг, которые давал ему Григорий Петрович…

Похлебка побежала через край котла, зашипела, попав на огонь.

Япуш схватил половник и принялся мешать, но его мысли были далеко.

«Прежний учитель был совсем не похож на Григория Петровича, — думал он. — Да и как он учил! Придет в класс, задаст задачу, скажет: «Решайте!», а сам уйдет и возвратится только к концу урока. Если кто-нибудь не успел или не сумел решить задачу, он аспидной. доской колотил того ученика по голове Прежний учитель почти всегда бывал пьян и по-марийски ни одного слова правильно выговорить не мог Хорошо, что его сняли, а то не пришлось бы Япушу читать хорошие книги…»

Только за плохое преподавание учителя, конечно, не сняли бы, да, на счастье, он поругался с отцом Видором., По правде сказать, виноват был сам поп но жизнь такова, что по большей части виновный оказывается правым, а правый — виноватым. Конечно, Япушу, по его годам, еще не положено знать такие веши, но в деревне взрослые, не остерегаясь, говорят при детях все, что угодно. Поэтому ребята раньше времени узнают о многом, совсем неподходящем для их возраста. О ссоре попа Сидора с пьяницей учителем Япуш услышал в ночном…

Ночное! Это слово и сейчас заставляет мое сердце биться сильней! Наша деревня стоит в лесу. Урожаи у нас бывают плохие, овса не то что лошадям, самим на похлебку и лепешки едва-едва хватает. Лишь сойдет снег, лошадей выгоняют на подножный корм — в лес, на луга. В ночное гоняют лошадей по большей части молодые парни, девушки и подростки. Иной раз идут и старики, которым не спится по ночам.

Лучше всего в ночном в середине лета. Ночи в эту пору короткие, теплые, светлые. Но все равно на опушке разжигается костер. Золотые искры летят в небо. Высокие дубы и сосны кажутся сказочными богатырями. Листья на деревьях шелестят, словно о чем-то шепчутся между собой.

По всему лугу, то здесь, то там между кустами слышится похрустывание веток, фырканье лошадей, позвякиванье бубенцов и колокольчиков.

Старики сидят у костра, вспоминают прошлое. Подростки слушают их, навострив уши, или затевают какую-нибудь игру. А те, что постарше, которые считают себя уже женихами и невестами, держатся в сторонке. Частенько между парнем и девушкой зарождалась любовь здесь, в ночном…

Девушки, стреножив своих лошадей, собирают цветы, плетут венки, затевают пляски, заводят песни.

Одну девушку, которую я знал в детстве и не раз видел в ночном, не могу забыть до сих пор. Звали ее Почук. Всю ночь напролет она пела и плясала, не зная отдыха. Она была небольшого роста, стройная, красивая, ее чистый голосок звучал, как серебряный колокольчик… Каких только песен не знала Почук. Она умела петь, подражая и старухе, и молодой щеголихе, и свахе на свадьбе, сама сочиняла шуточные песни…

До чего ж хорош горох

При любой погоде!

Не нарвать ли нам гороха

Ночью в огороде?

Ах, горох, как сахар, сладок!

Мы едим — не осуждайте.

Мы парией из Кожланура

Завлечем, а вы играйте.

Парии, словно мошкара, вились вокруг Почук. Только все напрасно: на язык она была бойка, а в руки не давалась.

И такая девушка пропала ни за грош. Однажды зимой она полоскала в речке белье и простудилась. К кому только не ходила ее мать — у ворожейки ворожила, в священную рощу зайцев носила на жертвенник, свечи жгла в церкви — ничего не помогало. Почук таяла.

Я вернулся из города на другой день после ее похорон. Узнав, что Почук умерла, пошел к ее матери. Она со слезами рассказала мне о болезни и смерти дочери.

— Почему же вы не отвезли ее к доктору? — спросил я.

Женщина заохала:

— О, господи, господи, а мы ведь и не догадались… И не посоветовал никто… Ох, горюшко горькое, легла моя доченька в могилу, не пожила на белом свете…

О ссоре пьяницы учителя с попом Сидором рассказал в ночном Сергей Кондратьев. Его брат работал сторожем при волостном правлении, поэтому ему все было известно.

Отец Сидор давно овдовел, и при нем жила экономка Анна Федоровна. Честно говоря, Анна Федоровна хорошая женщина, с марийцами, когда они приходят к попу, разговаривает вежливо. Никто на нее не обижается.

Пожив у попа с полгода, опа уезжала в город, месяца через два снова возвращалась в деревню. Вся деревня знала про это, и никто ничего не говорил.

Но однажды пьяный. учитель повздорил с отцом Сидором. Поп написал на учителя жалобу инспектору. Учитель, как только узнал про жалобу, сразу же написал архиерею о том, что поп сожительствует со своей экономкой и что в настоящее время она уехала в город делать аборт. Действительно, Анна Федоровна в эти дни жила в городе. Архиерей написал благочинному. Тот начал вести дознание, и по показаниям многих людей стало ясно, что поповская экономка беременна. Отцу Сидору не миновать бы монастыря, да его спас дьячок.

Этот дьячок был довольно примечательный в своем роде человек: когда у него заводились деньги, он мог за день выпить четверть водки, однако никто не видел его пьяным. Кроме того, он очень любил карты. Однажды он выиграл у отца Сидора сорок девять рублей. Дьячок требует выигрыш, а поп платить не хочет.

Дьячок выложил на стол рубль.

— Ну, батюшка, коли ты не хочешь денег отдавать, я сам тебе дам. На, пусть будет ровно пятьдесят! А сверх того, получай проценты! — И, наградив попа двумя оплеухами, ушел.

Это произошло в субботу, вечером. Воскресным утром поп, хотя у него и трещала голова, пошел служить заутреню. Поднялся на паперть, глядь, у дверей, повесив голову, стоит дьячок, немного поодаль церковные сторожа и староста.

Дьячок встал перед отцом Сидором на колени:

— Батюшка, прости Христа ради!

Поп озирался по сторонам с растерянным видом — провел его дьячок! Поп было решил отдать дьячка под суд за вчерашние оплеухи. Но если простишь его перед людьми, то в суд уже не подашь. И не простить нельзя: он просит прощения при свидетелях, а по церковным законам, поп, не