сочинение: «Как я приехал в Казань». За это сочинение Григорий Петрович получил четыре, а царевококшайский — двойку. Григорий Петрович стал семинаристом.

Григорий Петрович поступил в семинарию во время разгула реакции. В Казанской семинарии тогда хозяйничал известный Богданов. Формально директором семинарии считался Воскресенский, но Богданов, хотя был лишь помощником директора, заправлял всеми делами. Он старался превратить семинарию в казарму со строгим военным режимом.

Казанская учительская инородческая семинария была открыта благодаря стараниям и хлопотам Николая Ивановича Ильминского. Он же стал ее первым директором. Ильминский стремился «просветить» инородцев христианской верой и русифицировать их, но он прекрасно понимал, что любой народ можно чему-нибудь научить только в том случае, если вести преподавание на его родном языке.

Поэтому в семинарии готовили учителей, которые могли бы переводить на свой родной язык церковные книги, Жития святых и в инородческих школах обучать детей на их родном языке.

Хотя головы семинаристов изрядно забивали религиозной премудростью, они все же получали от ученья немалую пользу: они первыми среди своего народа научились читать и писать на родном языке.

После 1905 года начали выходить календари на чувашском, марийском, удмуртском и мордовском языках. Первый марийский календарь вышел в 1907 году. Конечно, если его сравнить с русским календарем того же времени, то он и на календарь-то не похож. Правда, там, как и положено, указывались даты православных праздников, отмечались дни рождения членов царской семьи, а на обложке был царский портрет.

Кстати, с этим портретом произошел интересный случай. Бумага для обложки календаря попалась тонкая и не очень прочная. А на обороте обложки была напечатана таблица со сведениями о времени восхода и захода солнца и долготы дня. Жирные линии, отделяющие месяц от месяца, проникли на лицевую сторону, поэтому получилось, что царь как бы сидит за решеткой. И цензор этого как-то не заметил, хотя вообще относился к календарю очень придирчиво.

В календаре 1907 года многие страницы замазаны черной тушью. Это цензор заставил вымарать страницы, где говорилось о революционном движении.

В календарях, выпущенных в 1908, 1909, 1910 годах, были напечатаны марийские стихи, песни и сказки. В 1911 году марийский календарь выпустила переводческая комиссия при учебном округе. Но в этом календаре не нашлось места для марийских поэтов, только что начинавших пробовать сочинять стихи на марийском языке. Зато много места уделялось описанию разных монастырей и церквей.

В это время семинарское начальство стало жестче проводить политику русификации. Бобровников, сменивший Ильминского на посту директора, а потом и Воскресенский сначала как будто придерживались политики Ильминского. Но в эпоху разгула реакции Воскресенский целиком попал под влияние Богданова.

Притеснения Богданова не сломили семинаристов, а лишь озлобили их. Вскоре ретивый. помощник директора сам стал бояться семинаристов, даже перестал ходить по вечерам в семинарию. 29 сентября 1909 года в семинарии произошел самый настоящий бунт.

Вечером, после ужина, семинаристы гурьбой высыпали из столовой, с пеньем «Марсельезы» и с криками: «Долой Богданова!» — поднялись в классы. Потом, разломав в уборной печь, вышли во двор с кирпичами в руках и принялись бить стекла в преподавательском корпусе.

Воспользовавшись случаем, Богданов вызвал полицию. При обыске была найдена целая библиотечка — около восьмидесяти различных революционных брошюр и книг. Семерых учащихся полиция арестовала, около тридцати было исключено из семинарии с волчьими билетами. С остальных взяли подписку: каждый семинарист обязался не нарушать семинарских порядков и беспрекословно подчиняться воле начальства. Григорий Петрович тогда чудом удержался в семинарии.

После этих событий Богданова из семинарии перевели директором народной школы в Симбирскую губернию.

В такое бурное время Григорий Петрович окончил семинарию.

Он спокойно учительствовал уже два года, и вот надо же было снова попасть в беду… А впрочем, будь что будет, под лежачий камень и вода не течет! Григорий Петрович надел картуз, запер школу и пошел к попу.

Старик поп внимательно выслушал его, похвалил за намерение обзавестись семьей, но, в конце концов, сказал:

— Яшай Никифоров не в моем приходе. Мы с отцом Сидором поделили Аркамбал, одна половина моя, другая — его. Так что тебе с отцом Сидором надо поговорить.

Григорий Петрович пошел к отцу Сидору.

Тот тоже внимательно его выслушал, кивая головой, то и дело повторяя: «Та-ак», «та-ак». Григорий Петрович совсем уж было решил, что дело сделано, как вдруг отец Сидор сказал:

— Я ей дал уже одну выписку из метрики, другой не дам. Обвенчать вас тоже не могу, она уже обвенчана.

— Нет, батюшка, она не венчалась.

— Венчалась, не венчалась — этого я не знаю, а знаю, что давал ей выписку из метрики для священника Аринского прихода. Если он напишет справку, что не венчал>ее, тогда другое дело.

— Я принесу такую справку.

— Кроме того, нужна выписка из метрики, которую я ей дал.

— И это будет, батюшка!

Поблагодарив попа, Григорий Петрович пошел к Яшаю.

4

Когда Григорий Петрович вошел во двор, Чачи на крыльце разговаривала с Япушем.

— Чачи, — сказал Григорий Петрович, — я иду в Морки.

Она посмотрела на него с удивлением.

— Нужно принести справку от аринского попа, что ты у него не венчалась. А где бумага, которую тебе дал отец Сидор?

— Какую бумагу?

— Когда ты выходила замуж, отец Сидор давал тебе выписку из метрики?

— Какую выписку?

— Ну, как тебе объяснить? «Письмо», — как говорят марийцы.

— Письмо? — испуганно переспросила Чачи. — Оно в сундуке осталось.

— В каком сундуке?

— Ну там… с вещами…

Григорий Петрович приуныл. Из сундука, оставшегося в доме Чужгана, метрику не скоро достанешь.

Япуш с удивлением смотрел на сестру и Григория Петровича. Ведь сестра все это время пряталась в лесу, только что вернулась: о чем они говорят с Григорием Петровичем, какие у них могут быть дела?

А Чачи не спускала глаз с Григория Петровича. Почему он вдруг стал таким печальным?

Но тут Григорий Петрович тряхнул головой, схватил Чачи за руку и с жаром сказал:

— Ну что ж, будем жить в гражданском браке!

Хотя Чачи и не поняла, что значит «жить в гражданском браке», ее обрадовало, что у Григория Петровича повеселели глаза.

«Пусть хоть весь свет будет против меня, я не отступлю!» — подумал он про себя и, взяв Чачи за руку, шагнул через порог избы.

Япуш, удивленный еще больше, побежал в кудо[19], где мать готовила обед.

— Мама, к нам Григорий Петрович пришел!

«Зачем? — оробела Яшаиха. — Зачем это учителю понадобилось к нам приходить? Может, — тоже пришел ругать Чачи за то, что она сбежала от мужа?»

Яшаиха посидела немного в раздумье, потом