у нас на глазах, а мы просто безмолвно смотрели на это с высоты борта корабля и ничего не могли сделать. Жизнь и смерть соединялись тут в одном пространстве: разноцветный, сияющий, дышащий жизнью тысячи организмов риф превращался в серую груду умерших кораллов.

На корабле для нас устроили небольшой ликбез о морских жителях рифа и о проблемах, с которыми они столкнулись из-за деятельности человека. Как оказалось, южная часть рифа, в которой мы находились, пострадала меньше всего. Здесь, по сравнению с изображениями севера и центра рифа, все еще дышало жизнью. Отправляться в другую часть и смотреть, насколько все запущено, нам совсем не хотелось.

— Потепление воды в океане всего на несколько градусов не оставляет флоре и фауне Большого Барьерного рифа никаких шансов, — заученным, но при этом участливым голосом проговорил кэп. — По оценкам океанологов, точка невозврата уже пройдена.

После лекции я не удержался и задал капитану вопрос, на который, наверное, и сам знал ответ, но будто надеялся услышать что-то другое.

— Почему Австралия — такая развитая и прогрессивная страна — ничего не делает, чтобы спасти риф?

— Океан, как и воздух на планете, принадлежит всем. Одной стране не под силу повлиять на мировые процессы. Нужно действовать всем вместе, — спокойно рассказывал капитан, явно привыкший отвечать на подобные вопросы туристов.

При каждой остановке и погружении с масками я испытывал странное чувство восторга и грусти одновременно. Подводные миры каких-то невиданных фантастических форм и неземных цветов чередовались с серыми бездушными зонами. Эти участки уже не вернутся к жизни. И именно поэтому хотелось как можно глубже впитать в себя впечатления от красоты живых кораллов. Пока они есть.

На следующий день на легком баркасе-катамаране мы отправились на экскурсию к лагуне Леди Масгрейв, внутри которой спрятался небольшой остров. Как и то ущелье, где мы с Сашей прыгали в воду, а после спасали австралийца, эта бухта заметно напоминала сердце. Похоже, Австралия — воистину сердечная страна, раз ее природа постоянно рождает такие формы. Леди Масгрейв — это самый южный и труднодоступный остров Большого рифа, и чтобы сойти и посмотреть его, необходимо дополнительно покупать специальное разрешение: это уникальный природный заповедник, на территорию которого запрещено одновременно впускать более сорока человек. Нам повезло, что в этот раз желающих прогуляться было всего человек пятнадцать, и мы могли прочувствовать местность, не дыша в спины соседям с фотоаппаратами.

Люди в этих тропических джунглях смотрелись как-то противоестественно, как чужеродный организм. Казалось, что это царство принадлежит только необычным деревьям с изогнутыми корнями и стволами, но на самом деле Леди Масгрейв был густо населен. На острове живет три четверти всех морских птиц Большого Барьерного рифа. Саня потом пытался нагуглить точную цифру, но это тысячи и тысячи птиц, которых даже натуралистам сложно сосчитать. Шум от голосов местных пернатых был настолько громким, что создавалось впечатление, будто стоишь на огромном открытом рынке. Только тут все птицы свободные и счастливые, не знающие страха заявить о себе, потому что им ничто не угрожает. Весь риф растягивался в длину почти на два с половиной километра, объединяя тысячи подобных островков, и только этот малютка стал домом для огромной популяции птиц. Это как если бы 75 % населения Земли жили в Австралии, например.

Назад мы возвращались в ярко-оранжевых лучах заката, совсем рядом неспешно проплывали дельфины и рифовые акулы. Ко мне вдруг пришло осознание, что я не просто возвращался с островов к кемперу, с каждым днем и с каждым своим шагом, по сути, я все ближе был к своему дому. Я прекрасно понимал, что впереди еще несколько месяцев дороги, абсолютно другой азиатский мир и миллион событий, но теперь с каждой новой страной я буду не отдаляться, а приближаться к дому. И от этой мысли стало одновременно тепло и очень волнительно.

Вечером, лежа в кемпере, я пересматривал фото и пытался заякорить свои впечатления о Барьерном рифе. Неимоверная бирюза воды, огромный подводный шельф, рассыпанные по рифу жемчужины-островки с последним свободным пристанищем птиц… Но почему всем нам только сейчас пришло в голову задуматься о том, что на самом деле происходит на нашей планете? Мы действительно считаем, что управляем здесь всем? И что вообще вся жизнь на Земле зародилась ради нас? Нет, это страшное заблуждение. На этой земле мы только гости, которые слишком часто ведут себя как жестокие хозяева.

Половину ночи я пытался переварить свое внутреннее состояние и хоть как-то уснуть. Саня уже давно включил свой авиарежим и мирно посапывал, а мне тоже очень хотелось каким-то образом отключиться, чтобы завтрашний день не вылетел в трубу из-за бессонницы накануне. Я уже давно понял, что сколько бы за день ни прошел и ни проехал, какие бы острые эмоции, страхи и разочарования ни испытывал, лекарство для тела было одно — хорошо восстановиться ночью. От этого и физическое состояние выравнивается, и в голове меньше напряжения. Но тут применить этот способ никак не получалось.

Давно перевалило за полночь. Чтобы упорядочить свои мысли, я вышел на улицу и записал Марусе голосовое сообщение: «Сегодня сбылась моя мечта — я увидел Барьерный риф. Ты удивишься, какие мысли он мне навеял… Мы, люди, проводим на земле так мало времени, но за это мгновение успеваем слишком сильно развиться. И ладно бы это во благо, но то, что мы испепеляем все вокруг, убиваем, съедаем… Все, что слабее нас, мы либо подчиняем себе, либо уничтожаем. Риф оставил во мне глубокое ощущение человеческой жестокости…»

Усталость брала свое. Не дожидаясь ответа, я отключил телефон и, освободившись от мыслей, вырубился сам. Завтра нас ждала финальная часть пути по самому большому острову планеты и вместе с тем самому маленькому континенту.

Наверное, все замечали, что дорога в обратном направлении всегда короче. А может, уже просто крепко поджимало время. Наш путь лежал в Мельбурн, куда на этот раз мы возвращались другой трассой — не вдоль побережья, а в глубине континента, — открывая для себя новые пейзажи, за которыми не устаешь наблюдать.

В нашем плане австралийского путешествия оставался еще один пункт — пик Косцюшко высотой 2200 м. Хотя к нему еще сотни километров пути, по внутренним ощущениям мы все успевали по плану. Поэтому в следующий вечер, очаровавшись багровым закатом над холмами, решили съехать с трассы и утроить внеплановый стоп, чтобы поснимать это великолепие с дрона.

Мы свернули на дорогу, которая отсутствием других машин и даже дорожных знаков очень напоминала частную, миновали несколько прелестных ранчо и сделали остановку.

Засняв местные пейзажи