– Кобаяси Исса.

Борис на меня обиделся: «Точно сказал, – сам, наверное, сидел… с сакэ. Знал бы, обязательно взял».

Когда много людей наслаждаются одним и тем же, то невозможно не присоединиться. Красота захватывает и проникает глубоко-глубоко, это вирус прекрасного, им заражаешься, он неизлечим. Листьев нет, только прекрасные цветы. Время их скоротечно … как наша жизнь. И также прекрасна.

В отеле, не договариваясь (одинаково думаем), идём не в номер, а к стойке ресепшен: «Открыт ли парк ночью?» – да. Администратор учился в России, готовится стать переводчиком, сейчас подрабатывает. Объясняю желание:

Он удивился и с улыбкой, не традиционно японской, а нашей – рот до ушей (в сочетании с раскосыми глазами – уморительная картина), продолжил из того же Осикоти-но Мицунэ:

Опять я влезаю по той же причине. Японец спрашивал: «Что в те нелёгкие времена заставляло их заниматься возвышенным?» Ира ответила: «Понимание ответственности

Получили привычное удовольствие от ужина, предвкушая следующее. По пути зашли в номер и не поймём: аромат принесли с собой цветами сакуры, а пахнет вдобавок ещё чем-то нежным. Зажигаю свет, на столике аккуратно и красиво укутанный свёрток. Жалко нарушать. Записка: «Ирине от Осикоти-но Мицунэ». Разворачиваем – свежезаваренный чай.

«Даже японец, – говорю, – советовал записывать. Зароешь талант». Смеётся:

Кобаяси прав. В парке чужих нет, все «братья», ночью они бесшумны, как их лунные тени. Замок, выхваченный неярким светом прожекторов, удерживается крыльями крыш в воздухе.

Не поймёшь, звёзды ли на ветках светятся, или в небе лепестки цветов сакуры пропадают в бесконечности и Луна зарумянилась от их аромата. Руки вместе тут, души вместе – там, мы их чувствуем. Сон заменяет красота, обнимаю мою красоту.

Последний день в Японии. Неужели Ира предполагала, что так может получиться, и выбрала именно этнографический заповедник – деревню с самураями, театром кабуки, ремесленниками. Один в кимоно расписывает глиняную посуду. Ира в школе занималась в художественной студии, обещала, выйдя на пенсию, возобновить. Попросила кувшин, меня отправила погулять. Возвращаюсь – на кувшине наша белая хризантема. В Японии она символизирует счастье и мудрость. Цветок, словно человек, склонил голову в лёгком поклоне, левый лист поднят, как рука, ладонью вперед, до уровня плеча, правый лист – вниз. Гид говорит, что это традиционный японский жест при расставании. Я опешил: «Ирочка, прелесть! Работа великолепна, прелесть – ты».

– Прощальный подарок.

– Почему прощальный, прилетим ещё.

Хотел купить, мастер не отдаёт: «Удачно получилось, у нас выставка работ гостей, поставим на видное место, – показывает на донышке фамилию, – вы почётные гости».

* * *

Усиленное питание. У Юры диета со специальной белковой пищей для онкологических больных, он даёт нам эти баночки, дополняем фруктами для восстановления показателей крови и сосудов. Дома Люда готовит что-нибудь мясное или рыбное. Через пять дней проходим половину коридора, до двери. Ира говорит, что наконец-то до выхода дошли. Нас поздравляет сестра, чья тень была под дверью. На ней застиранный халат, а смотрится. Милое лицо украшают выбившиеся из-под шапочки кудри. Настроение у всех приподнятое. Время большой надежды. У Джека Лондона в «Любови к жизни»: человек превозмогает все наваливающиеся на него тяготы и лишения, выбивается из сил, новые невзгоды усугубляют положение. Кажется, что это конец, но человек, пусть ползком, но выбирается. Мы – на ходунках.

Двадцать один день в Мечниковской, и врачи, невзирая на тромбоз, поставили на ноги. Не передать нашу признательность. Исписал бы всю «Книгу предложений» хвалебными отзывами.

Сижу в кабинете у Фадеева.

– Не могу выразить благодарность, не придумали слов.

– Спасибо. Полетите в Японию, не забудьте захватить меня.

Дружно пришли проводить лечащие врачи, медицинские сёстры. Общее пожелание: быстрее сделать основную операцию, здоровья и ещё раз здоровья. Мы благодарим, с нужным напутствием уезжаем, пока на перевозке.

Тепло родного дома. Понимаешь, что это такое, только тогда, когда в него не пускает болезнь, не дай бог никому. На пороге Бэтси: «Мя, Мя, Мя» – не успевает от счастья выговорить «Мяу». Амариллисы готовились к встрече и на подоконнике повернули к Ире большие головы красных цветов.

От меня зависит устроенный быт. Низкая кровать – ненужное неудобство для вставания на прямые ноги. Я должен был поднять нашу широкую, деревянную, сантиметров на тридцать. Первая мысль – библиотека. Как полезно иметь фолианты. Вот для чего пригодилось искусство – пошло на подставку признательной читательнице. Пытаюсь шутить: «Подняла свой статус, была внутри культуры, теперь сверху».