Одиссей кивнул.

— Ну вот. Если что — он тебе поможет с бумагами. Если жить негде — у меня тут недалеко, в селе Великие Крынки, жынкина хата пустая стоит. Если что — можешь там жить столько, сколько душе угодно. Ключи могу дать прямо сейчас.

Одиссей сжал губы, но всё равно — на глазах навернулись незваные слёзы. Эх, ребята…

— Спасибо, Лёша. Пока не надо, но если что — обращусь.

Таможенник кивнул.

— Здесь ты — дома. И этого, пожалуйста, не забывай. Нас не было рядом с тобой там — но, по крайней мере, мы рядом с тобой здесь. — А затем, немного помолчав, продолжил: — Я ещё что-нибудь могу для тебя сделать?

Одиссей кивнул.

— Можешь. Через какой пункт пропуска эта фура пошла?

— На Казачью Лопань. Это трасса Полтава — Харьков — Белгород — Воронеж.

— Ты можешь узнать, прошла она таможню?

Нечипоренко молча кивнул.

— Как быстро?

— Да прямо сейчас. Позвоню по внутренней, узнаю. Посиди пока вон на диванчике, попей водички. После вчерашнего ох как не помешает!

— Да нет, я выйду на улочку. Там у меня в машине барышня дожидается.

Нечипоренко улыбнулся.

— Вчерашняя?

— Ну. Кстати, ты не помнишь, как её зовут?

Инспектор почесал затылок.

— Кажись, Галя? Чи Таня?

Одиссей махнул рукой.

— Ладно, не важно. Ты пока звони, я схожу её успокою.

— Погодь. А если ещё не прошла? Ну, фура — таможню?

— Ты можешь попросить её задержать?

— Могу. Машина не по ТИРу идёт, задержать мы её вполне вправе.

— Так вот, если она границу ещё не пересекла — попроси своих коллег её задержать где-то на сутки. Сможешь?

Инспектор покачал головой.

— Трудненько будет…. Но сделаю!

— Тогда считай — я твой должник навеки. Ладно, пойду к ребенку, буду ждать тебя возле красных "жигулей". Тут у вас милиция не шибко суровая? — И Одиссей кивнул на опорожнённые рюмки с коньяком.

Инспектор махнул рукой.

— Не бери в голову. Ладно, давай, чеши. Я постараюсь где-то минут за двадцать управиться.

Одиссей не успел рассказать девице и двух анекдотов — как из дверей таможни показался Алексей Нечипоренко.

— Прошла. Сегодня ночью. Если ты рванёшь прямо сейчас — то, скорее всего, догонишь её где-то между Белгородом и Воронежем. Если он, конечно, от Белгорода не повернул на Курск — что вряд ли, учитывая место его разгрузки. От Корочи до Старого Оскола ему вообще сворачивать некуда. А вот уже от Воронежа он может ломануться или на Елец — и дальше на Москву, по федеральной трассе "Дон" — или на Тамбов и дальше на Муром и Ковров. Я бы лично на Тамбов пошёл; дорога качеством похуже, зато гораздо меньше загружена, и гаишников негусто. Но до Воронежа у этой фуры дорога одна!

Одиссей кивнул. Затем качнул головой в сторону — отойдём, мол. Алексей всё понял и вместе с собеседником отошёл от "жигулей".

— Слушай, Лёха, я этой девушке обещал сходить с ней в ресторан. По ходу пьесы, у меня на это нет времени. Где у вас тут ближайший ювелирный?

Инспектор понимающе кивнул.

— Ясно. Ты и в армии был галантерейным кавалером. Как ту тётку звали, с какой у тебя роман был? Молчу, молчу… Короче, проедешь прямо, метров шестьсот — и справа будет "Лазурит". Там цены нормальные и выбор вполне приличный.

— Спасибо, Лёха. Ну, бывай!

— И ты будь здоров. Не забудь, что я тебе сказал!

Они пожали друг другу руки — и через несколько секунд красная "жигуличка" рванула с площадки у таможни.

Подъехав к "Лазуриту" (внешне — очень приличный магазинчик, ничего такого не скажешь), Одиссей обернулся к своей спутнице и, сделав виноватое лицо, произнёс:

— Зайчонок, мне надо срочно ехать. Каждая минута на счету. Поэтому в ресторан мы с тобой не пойдём, но зато зайдём вот в этот магазин. Ты там себе выберешь какую-нибудь цацку, а я тебе её подарю. Согласна?

По глазам девицы было ясно, что она мучительно борется между двумя вариантами поведения — устроить Одиссею скандал или согласится на ювелирку. Впрочем, разум довольно быстро восторжествовал — и барышня благовоспитанно кивнула:

— Добре. Дило е дило, ныц нэ зробышь. Пидэмо до магазына, бизнесмен… — Последнее слово она произнесла подчёркнуто по-русски.

Они зашли в "Лазурит", и девушка тут же направилась к прилавку, у которого, чувствовалось по всему, была далеко не впервые.

— Ось цэй гарнитур. Як у тоби хопить грошей…

Одиссей глянул на разложенный на витрине товар, покачал головой. Ничего, симпатичный гарнитурчик… Колье, браслет, серьги и колечко; всё с сапфирами, очень изящно, благородно. Он кивнул продавщице:

— Заверните! — И. обернувшись к своей спутнице, спросил: — Мерить не будешь?

Девица, не в силах произнести ни слова, только отрицательно качнула головой. Ну да, её реакция понятна — гарнитурчик-то тянул на три тысячи гривен! Без малого — шестьсот долларов. Вряд ли ей в жизни делали такие подарки…

Продавщица неуверенно застыла с коробочкой в руках. А, понятно! Затрапезный вид Одиссея никак не соответствовал стоимости покупки… Ясно. Персонал магазина сомневается в его платежеспособности. Напрасно!

Одиссей достал пачку двухсотгривенных банкнот и демонстративно подержал её перед глазами застывших в священном ужасе продавщицы и своей спутницы.

— Девушка, упакуйте, пожалуйста, этот гарнитур. Мы его покупаем. Ведь покупаем, солнышко? — обратился он к своей барышне.

— По… Покупаемо… — На девицу напал ступор; что ж, бывает. Одиссей кивнул продавщице:

— Девушка, у меня очень мало времени. Получите деньги и упакуйте товар. И, пожалуйста, без торможения.

Когда они вышли из магазина — барышня Одиссея всё ещё продолжала находиться в оцепенении.

— Милая, тебя куда довезти? — Одиссей решил быть галантным до конца. Больше получаса это не займёт, а бродить с такой покупкой по улицам одиноким девушкам не рекомендуется — даже днём. Чревато…

— На… на Гоголя. Сашко, ты шо, купыв о цэй гарнитур? — по ходу, она всё не верила в своё счастье.

— Нет, украл. На твоих же глазах рассчитался! Ладно, поехали — где эта твоя Гоголя?

Девица плюхнулась в машину, и, прижав к груди футляр с гарнитуром — бросила:

— Тэраз до плошчи, а потим будэ Гоголя — колы звэрнуты направо.

Одиссей тронул "жигули" и, ведомый своим, потихоньку выходящим из ступора, чичероне — достиг желанной улицы Гоголя. Всё же неплохой город Кременчуг — всё рядом!

— Ну, всё, милая. Я поехал. Спасибо тебе за компанию, был счастлив с тобой познакомиться. Всё, целуй меня на прощанье, и будем расставаться. Расставанья маленькая смерть… — Почему-то вспомнил он старую песню; кажется, на сонет Шекспира?