— Не понял. Что такое БМК?

Таможенник покровительственно улыбнулся.

— А то ты не знаешь! Боевая машина контрабандиста! Покупают ушлые ребятки, вроде тебя, такие вот калечи за копейки, набивают их наркотой — и гонят в Россию…. Ну что, будем разбирать машину? Мы ж все ваши нычки наизусть тут уже знаем!

Одиссей лишь укоризненно посмотрел на таможенника.

— Если вам охота — разбирайте. Я никуда особо не спешу. Жалобы на работу вашего поста куда можно писать?

В общем, потратив на прохождение границы драгоценные четыре часа, к часу ночи он оказался в России. Конечно, если бы он выдал деятелям узаконенного пограничного разбоя гривен триста, досмотр его скромной "копейки" прошёл бы на полчаса быстрее; но здесь уже коса нашла на камень. Одиссей только головой качал; вот интересно, как набирают персонал для работы на таможне? По принципу наибольшей подлости? Но как они эту подлость определяют? Может, есть какие-то специальные методики, или ещё какие-то способы? Ведь ни одного порядочного лица, как ни старайся, в этой шайке граничаров (причём не имело значения, в какую форму они одеты, российскую или украинскую — создавалось впечатление, что вышли они все из одного учебного заведения) Одиссей так и не разглядел.

Ладно, когда закипает вода в котле — на поверхность поднимается всякий мусор; будем считать, что все эти прикордонные деятели — просто отходы двух народов, чьим-то тщанием отобранные по принципу наибольшего личного бесчестья. Плюнем и забудем — есть дела поважнее!

Дорога от Октябрьского до Белгорода оказалась разбитой насмерть — и Одиссей, раз за разом виляя во избежание попадания в очередную яму, про себя тихо ужасался тому, какая дорога ждёт его за Белгородом. Там, где главное шоссе уходило на север, на Обоянь и Курск, а его ждала дорога "местного значения" на восток, на Старый Оскол. А ведь он пока ехал по бывшей дороге "общесоюзного значения"… У Одиссея вообще создалось такое впечатление, что с лета сорок третьего года здесь никто дорожным ремонтом как-то особо не занимался. Вот как измочалили эти пути-дороги танковые корпуса Манштейна, группировавшиеся как раз в этих местах накануне Курской битвы — так всё и осталось в том же состоянии. Манштейну, понятное дело, было проще — у него были танки, его танкистам на ямы на дорожном полотне было наплевать с высокой башни…. А ему на скромной "жигуличке" приходилось внимательно всматриваться в лежащую перед ним тьму, едва освещаемую слабыми лампами чуда отечественного автопрома середины прошлого века — и далеко не всегда ему удавалось избежать жуткого "грррах!" на очередной выбоине.

Белгород он проехал уже глубокой ночью, около двух часов — что удивительно, почти не запутавшись; и, выехав по указателю на дорогу на Старый Оскол, мимо колокола, установленного на клумбе — вздохнул с облегчением. Шоссе оказалось вполне приличным, жутких ям почти не было — так, мелкие выбоины. Хорошо, что Манштейн в сорок третьем двинул танковые дивизии СС, все эти "викинги", "райхи" да "мёртвые головы", из Белгорода на север, на Обоянь и Курск! По крайней мере, дорога на Старый Оскол осталась цела. Правда, её чуток покалечили уже советские грузовики, но всё ж не до смерти. Ехать можно!

Почти до самой Корочи дорога была практически пуста — редкие легковые и микроавтобусы, идущие с ним в одном направлении, Одиссея не интересовали. Хм, а тут, похоже, фуры по ночам не ходят… Херово. Ладно, ежели к утру он доедет до Воронежа без поклёвки — можно будет стать на какой-нибудь удобной позиции и отслеживать номера проезжающих МАЗов. Это, понятно, нужно будет сделать только в том случае, если на всем протяжении дороги ему искомый автопоезд не встретиться.

Жутко хотелось спать. Сначала Одиссей пел — перебрав по памяти практически весь известный ему репертуар строевых и военных песен; к сожалению, репертуар был скуден, а по второму разу петь одно и то же как-то не хотелось. Если бы подобрать где-нибудь попутчика! С ним можно было бы обсудить мировые новости, женские хитрости и злодеяния, вспомнить, как славно жилось в СССР — в общем, до самого Воронежа тем для разговоров бы хватило. Увы, ночью народ почему-то не голосовал, и попутчика взять не получилось. Если бы с ним была Герди! Господи, вот бы уже наговорились! Хотя, впрочем, нет. С Герди бы они вряд ли долго разговаривали — скорее всего, загнали бы машину в ближайший лесок и занялись бы действительно полезным и нужным делом! У него аж закружилась голова от этой мысли. Господи, быстрей бы оказаться на Мартин-Лютер-штрассе! И постучать в дверь, за которой его ждёт любимая женщина и его сын, которого он знает лишь по фотографии четырехлетней давности…

Вот и город Губкин… Одиссей подивился: на въезде в город, вдоль трассы, через каждые пятьдесят метров стояло штук двадцать освещённых снизу громадных плакатов, на которых подробно описывалась история этого города — благо, существовал он недолго, с 1939 года. Всё ясно — "дитя" сталинской индустриализации; Курская магнитная аномалия, залежи железной руды…

На самом въезде в город, окружённая скоплением фонарей, была разбита огромная клумба, на которой цветами было написано "Губкин 1939". На душе у Одиссея от такой красоты стало приятно, и пограничные гнусности как-то отошли на второй план.

Старый Оскол он проехал в четвертом часу — когда далеко на востоке небо уже начало сереть. Самого города он, правда, не увидел — город остался справа — но зато в придорожном кафе в Каплино ему удалось прикупить шесть банок энергетического напитка; с ним бороться со сном стало неизмеримо легче, и Одиссей, выдув три баночки, с новыми силами рванул на восток.

А вот и граница Курской области…. И тут же по днищу его "копейки" забарабанили камни — дорога ремонтировалась, причём, по советским обычаям, гравий должны были утаптывать сами проезжающие машины. Впрочем, вскоре выехав на свежеотремонтированное шоссе, он уже пожалел, что так быстро кончилась гравийка — новенький асфальт жутко прилипал к колёсам, и скорость его машины мгновенно упала; чтобы держать нормальные сто десять, двигателю "жигулички" приходилось переходить чуть ли не на форсаж.

В начале пятого он перекусил в кафе в селе Горшечном, в километре от пересечения его дороги с шоссе Курск-Воронеж. Заспанный мужик навалил ему полную миску котлет, выдал две почти полные банки с кетчупом и майонезом, и, недовольно поморщившись, но, всё же приняв тридцать гривен в уплату — опять повалился спать на топчанчик, установленный прямо за прилавком. Немало подивившись такому доверию, Одиссей добросовестно съел всё, что было в тарелке — и, едва переставляя ноги от навалившегося чувства сытости, подошёл к холодильному шкафу и, подёргав дверцу, удивился ещё раз — никто и не думал как-то её закрыть в обереженье воровства. Подходи и бери, что хочешь! Приятная патриархальность нравов, ничего не скажешь…

Взяв две бутылки холодного чая, Одиссей положил в коробочку из-под "орбита", служившую уже спящему мужику кассой, мятый полтинник — украинские гривны тут, как он уже успел убедиться, считаются вполне полноценной валютой — и тут услышал за спиной до боли знакомый шум мазовского мотора. Оп-па! Оглянувшись, он увидел хвост автопоезда; на задних дверях полуприцепа сияли старательно отмытые номера (что требовали таможенники на погранпереходе, в ином случае снимая двадцать гривен или сто рублей с нерадивого водителя). Одиссей разочарованно вздохнул — фура была не та, хотя номера весьма похожи. Ладно, будем надеяться на лучшее — раз грузовики тут ездят по ночам, вполне возможно, что он встретит "свою" фуру на подъезде к Воронежу. Надо только поддать газу!