Глаза ведьмака превратились в щелочки.

– Что вам нужно от ребенка?

– Есть только один способ узнать.

– Предупреждаю: я не допущу, чтобы ее обидели…

– Есть только один способ сделать это. Я предложил тебеего, Геральт из Ривии. Обдумай мое предложение. У тебя впереди целая ночь.Думай, глядя на небо. На звезды. И не перепутай их с теми, которые отражаются вповерхности пруда. Песок в часах пересыпался.

– Я боюсь за Цири, Йен.

– Напрасно.

– Но…

– Поверь мне. – Она обняла его. – Поверь,прошу тебя. Не обращай внимания на Вильгефорца. Он – игрок. Он хотел тебяобмануть, спровоцировать. И частично ему это удалось. Но это не имеет значения.Цири – под моей опекой, а в Аретузе она будет в безопасности, сможет развитьсвои способности, и никто ей не помешает. Никто. Однако о том, чтобы она сталаведьмачкой, забудь. У нее иной дар. И иным свершениям она предназначена. Можешьмне поверить.

– Я верю тебе.

– Какой прогресс! А о Вильгефорце не думай. Грядущийдень прояснит многое и разрешит массу проблем.

«Грядущий день, – подумал он. – Она что-то от меняскрывает. А я боюсь спросить. Кодрингер был прав. Я попал в дикую кабалу. Нотеперь у меня нет выхода. Приходится ждать, что принесет грядущий день, которыйякобы прояснит многое. Приходится ей верить. Я знаю: что-то должно случиться.Подожду. И подлажусь к ситуации».

Он взглянул на секретер.

– Йен?

– Я здесь.

– Когда ты училась в Аретузе… Когда спала в такой жекомнате, как эта… У тебя была куколка, без которой ты не могла уснуть? Которуюднем усаживала на секретер?

– Нет. – Йеннифэр резко пошевелилась. – Уменя вообще не было кукол. Не спрашивай об этом. Пожалуйста, не спрашивай.

– Аретуза, – шепнул он, осматриваясь. –Аретуза на острове Танедд. Ее дом. На многие годы… Когда она отсюда выйдет,будет зрелой женщиной…

– Прекрати. Не думай и не говори об этом… Лучше…

– Что, Йен?

– Люби меня.

Он обнял ее. Прикоснулся. Нашел. Йеннифэр, невероятно мягкаяи жесткая одновременно, громко вздохнула. Слова, которые они произносили,обрывались, тонули во вздохах и ускоренном дыхании, переставали что-либозначить, рассеивались. Они умолкали, сосредоточивались на поисках самих себя,на поисках истины. Они искали долго, нежно и тщательно, боясь неуместной поспешности,легкомысленности и развязности. Они искали сильно и самозабвенно, боясьсвятотатственного сомнения и нерешительности. Они искали осторожно, бояськощунственной грубости.

Они отыскали друг друга, преодолели страх, а минуту спустянашли истину, которая вспыхнула у них под веками поражающей, ослепительнойочевидностью, стоном разорвала сжатые в отчаянии губы. И тогда времяспазматически дрогнуло и замерло, все исчезло, а единственным живым чувствомбыло прикосновение. Минула вечность, вернулась реальность, а время опятьдрогнуло и снова сдвинулось с места, медленно, тяжело, словно огромныйперегруженный воз. Геральт взглянул в окно. Луна по-прежнему висела на небе,хотя то, что случилось мгновение назад, в принципе должно было бы сбросить еена землю.

– Ой-ей-ей, ой-ей, – после долгого молчанияпроговорила Йеннифэр, медленным движением стирая со щеки слезинку.

Они лежали неподвижно на разбросанной постели, под шумдождя, среди исходящего паром тепла и угасающего счастья, в молчании, а вокругних клубилась бесформенная тьма, перенасыщенная ароматами ночи и голосамицикад. Геральт знал, что в такие моменты телепатические способности чародейкиобостряются и усиливаются. Поэтому старался думать только о прекрасном. О том,что могло принести ей радость. О взрывной яркости восходящего солнца. О тумане,стелющимся на рассвете над горным озером. О хрустальных водопадах, в которыхрезвятся лососи, такие блестящие, словно они отлиты из серебра. О теплых капляхдождя, барабанящих по тяжелым от росы листьям лопухов.

Он думал для нее. Йеннифэр улыбалась, слушая его мысли.Улыбка дрожала на ее щеке лунными тенями ресниц.

– Дом? – вдруг спросила Йеннифэр. – Какойдом? У тебя есть дом? Ты хочешь построить дом? Ах… Прости. Я не должна…

Он молчал. Он был зол на себя. Думая для нее, он противсвоего желания позволил ей прочесть мысль о ней.

– Прекрасная мечта. – Йеннифэр нежно погладила егопо руке. – Дом. Собственноручно построенный дом, в этом доме ты и я. Ты быразводил лошадей и овец, я занималась бы огородом, варила еду и чесала шерсть,которую мы возили бы на торг. На денежки, вырученные за шерсть и дары земли, мыпокупали бы все необходимое, ну, скажем, медные казанки и железные грабли.Время от времени нас навещала бы Цири с мужем и тройкой детей, иногда нанесколько деньков заглядывала бы Трисс Меригольд. Мы бы красиво и благолепностарели. А если б я начинала скучать, ты вечерами насвистывал бы мне насобственноручно изготовленной свирели. Всем известно: игра на свирели – лучшеелекарство от хандры.

Ведьмак молчал.

Чародейка тихонько кашлянула и сказала:

– Прости.

Он приподнялся на локте, наклонился, поцеловал ее. Она резкопошевелилась, обняла его.

– Скажи что-нибудь.

– Я не хочу тебя потерять, Йен.

– Но я же твоя.

– Эта ночь кончится.

– Всему на свете приходит конец…

«Нет, – подумал он. – Не хочу так. Я устал. Яслишком устал, чтобы спокойно принять перспективу концов, становящихсяначалами, с которых надо все начинать заново. Я хотел бы…»

– Помолчи. – Она быстро положила пальцы ему нагубы. – Не говори, чего бы ты хотел и о чем мечтаешь. Ведь можетоказаться, что я не сумею исполнить твоих желаний. А это причинит мне боль.

– А чего хочешь ты, Йен? О чем мечтаешь?

– Только о досягаемом.

– А как же я?

– Ты уже мой.

Он долго молчал. И дождался той минуты, когда она прерваламолчание.

– Геральт?

– Ммм?..

– Люби меня. Ну пожалуйста…