– Природа не знает такого понятия – философия, Геральтиз Ривии. Философией принято называть предпринимаемые людьми жалкие и смешныепотуги понять Природу. За философию сходят и результаты таких потуг. Это всеравно как если б корень моркови пытался отыскать причины и следствия своегосуществования, называя результат обдумываний извечным и таинственным конфликтомКорня и Ботвы, а дождь считал бы Неразгаданной Созидающей Силой. Мы, чародеи,не теряем времени на отгадывание – что есть Природа. Мы знаем, что она есть,ибо сами являемся Природой. Ты меня понимаешь?

– Пытаюсь, но говори помедленнее, пожалуйста. Незабывай, ты разговариваешь с морковкой.

– Ты когда-нибудь задумывался над тем, что произошло,когда Беккер заставил воду брызнуть из камня? Говорится очень просто: Беккеровладел Силой. Принудил стихию к послушанию. Подчинил себе Природу… Как тыотносишься к женщинам, Геральт?

– Не понял?

Лидия ван Бредевоорт отвернулась, шелестя шелком, и замерлав ожидании. Геральт увидел, что под мышкой она держит завернутую картину. Онпонятия не имел, откуда эта картина взялась, ведь еще минуту назад у Лидии небыло ничего. Амулет у него на шее легонько вздрогнул.

Вильгефорц усмехнулся.

– Я спросил о твоем мнении касательно отношений междумужчиной и женщиной, – напомнил он.

– Касательно какой стороны этих отношений?

– Ну можно ли, по-твоему, принудить женщину кпослушанию? Разумеется, я имею в виду истинных женщин, а не самочек. Можно липодчинить себе настоящую женщину? Овладеть ею? Заставить покориться твоей воле?И если да, то каким образом? Ответь.

Тряпичная куколка не спускала с них своих пуговичек.Йеннифэр отвела глаза.

– Ты ответил?

– Ответил.

Чародейка стиснула левой рукой его локоть, а правой –лежащие на ее груди пальцы.

– Как?

– Ты же знаешь.

– Ты понял, – немного помолчав, сказалВильгефорц. – И, вероятно, понимал всегда. А значит, поймешь и то, чтотолько когда умрут и исчезнут понятия воли и подчинения, приказа и послушания,хозяина и подчиненного, будет достигнуто единение. Общность, слияние в единоецелое. Взаимопроникновение. А когда такое наступит, смерть перестанет что-либозначить. Там, в банкетной зале, присутствует Йан Беккер, который был водой,брызнувшей из камня. Говорить, что Беккер умер, все равно что утверждать, будтоумерла вода. Взгляни на это полотно.

– Изумительно, – сказал ведьмак после недолгогомолчания. И тут же почувствовал легкое дрожание своего медальона.

– Лидия, – улыбнулся Вильгефорц, – благодариттебя за одобрение. А я вижу – у тебя есть вкус. Поздравляю. Картина изображаетвстречу Грегеннана из Леда с Ларой Доррен аэп Шиадаль, легендарных любовников,разобщенных и уничтоженных часами презрения. Он был чародеем, она – эльфкой.Одной из элиты Aen Saevherne, то есть Ведающих. То, что могло стать началомобъединения, обернулось трагедией.

– Я знаю эту легенду и всегда считал ее сказкой. А какбыло в действительности?

– Этого, – серьезно ответил чародей, – незнает никто. То есть почти никто. Лидия, повесь свою картину тут, рядом.Полюбуйся, Геральт, очередным произведением кисти Лидии. Это портрет ЛарыДоррен аэп Шиадаль, выполненный на основе древней миниатюры.

– Поздравляю. – Ведьмак поклонился Лидии ванБредевоорт, и голос у него даже не дрогнул. – Истинный шедевр.

Голос у него не дрогнул, хотя Лара Доррен аэп Шиадальсмотрела на него с портрета глазами Цири.

– Что потом?

– Потом? Лидия осталась в Галерее. Мы с Вильгефорцемвышли на террасу. И он поездил на мне в свое удовольствие…

– Сюда, Геральт. Пожалуйста, наступай только на темныеплитки.

Внизу шумело море, остров Танедд вздымался из белой пеныприбоя. Волны разбивались о стены Локсии, лежавшей прямо под ними. Локсия, каки Аретуза, искрилась огнями. Вздымающийся над ними каменный горб Гарштанга былчерен и мертв.

– Завтра, – чародей проследил за взглядомведьмака, – члены Капитула и Совета облачатся в традиционные одежды,знакомые тебе по древним гравюрам: серые, ниспадающие до земли плащи иостроверхие шапки, а также вооружатся длинными палочками и посохами,уподобляясь таким образом колдунам и ведьмам, которыми пугают детей. Традиция,ничего не поделаешь. В сопровождении нескольких делегатов мы отправимся наверх,в Гарштанг. Там, в специально подготовленной зале, будем совещаться. Остальныебудут ждать нашего возвращения и решения в Аретузе.

– Совещание в Гарштанге в узком кругу – тоже традиция?

– Совершенно верно. Давняя и продиктованнаяпрактическими соображениями. Случалось, что совещания чародеев бывали бурными иоканчивались чрезмерно активным обменом мнениями. Во время одного из такихобменов шаровая молния повредила прическу и платье Нины Фиораванти. Нина,посвятив этому год работы, обложила стены Гарштанга чрезвычайно мощной аурой иантимагической блокадой. С тех пор в Гарштанге не действует ни одно заклинание,а дискуссии протекают спокойно. Особенно если предварительно отобрать удискутантов ножи.

– Понимаю. А башня, что повыше Гарштанга, на самоймакушке, это что? Какое-то важное здание?

– Tor Lara. Башня Чайки. Руины. Важное? Пожалуй, да.

– Пожалуй?

Чародей оперся о перила.

– Предания эльфов говорят, что Tor Lara якобы связанателепортом с таинственной, до сих пор не обнаруженной Tor Ziriael, БашнейЛасточки.

– Якобы? Вам не удалось обнаружить этот телепортал? Неверю.

– И правильно делаешь. Мы обнаружили портал, но егопришлось заблокировать. Многие протестовали, все жаждали экспериментов, каждыйхотел прославиться в качестве разведчика Башни Ласточки, мифического пристанищаэльфьих магов и мудрецов. Однако портал был испорчен вконец и действовалхаотично. Были жертвы, поэтому его и заблокировали. Пошли, Геральт, холодает.Осторожнее. Ступай только по темным плиткам.

– Почему только по темным?

– Эти строения разрушены. Влага, эрозия, сильные ветры,соленый воздух – все роковым образом сказывается на стенах. Ремонт обошелся быслишком дорого, поэтому мы пользуемся иллюзией. Престиж. Понимаешь?

– Не совсем.