– Он слеп, – поморщилась Сабрина. – Поверишь,Марти, она осмелилась представить ему меня как свою школьную подружку. Bloedepest, она старше меня на… Ну не в этом дело. Говорю тебе, она ревнует своеговедьмака – слов не хватает. Малышка Меригольд только улыбнулась ему, а эта ягатут же отругала ее, не выбирая выражений, и прогнала. А сейчас… Ты толькоглянь. Стоит себе, разговаривает с Францеской, а сама с ведьмака глаз несводит.

– Боится, – хихикнула рыжая, – что мы уведемего хотя бы на сегодняшнюю ночь. Что ты на это скажешь, Сабрина? Попробуем?Парень привлекательный, не то что наши дохляки с их комплексами и претензиями…

– Говори тише, Марти, – прошипела Сабрина. –Не гляди на него и не лыбься. Йеннифэр за нами наблюдает. И держи стиль. Хочешьего соблазнить? Это дурно попахивает.

– Хм, ты права, – подумав, согласиласьМарти. – А если, например, он подойдет и предложит сам?

– Ну тогда, – Сабрина Глевиссиг глянула наведьмака хищным черным глазом, – я б дала ему не раздумывая, хоть на голомкамне.

– А я, – хохотнула Марти, – даже на еже.

Ведьмак, вперившись в скатерть, прикрылся креветкой илистиком салата, невероятно радуясь тому, что мутация кровеносных сосудов непозволяет ему покраснеть.

– Ведьмак Геральт?

Он проглотил креветку, повернулся. Чародей со знакомымичертами лица улыбнулся, коснувшись вышитых лацканов фиолетового дублета.

– Доррегарай из Воле. Мы ведь знакомы. Встречались…

– Помню. Простите, не узнал сразу. Рад…

Чародей улыбнулся чуть значительнее, приняв два фужера сподставленного пажом подноса.

– Наблюдаю за тобой довольно долго, – сказал он,вручая один из фужеров Геральту. – Всем, кому Йеннифэр тебя представляет,ты сообщаешь, что рад. Лицемерие или некритичность?

– Вежливость.

– С ними-то? – Доррегарай широким жестом обвелпиршествующих. – Поверь мне, не стоит стараться. Эта спесивая, завистливаяи лживая банда твоей вежливости не оценит, совсем наоборот – примет за издевку.С ними, ведьмак, надо обходиться по их собственным меркам – грубо, нагло,невежливо, вот тогда ты им, может быть, и понравишься. Выпьешь со мной вина?

– Разбавленного, которое здесь предлагают? – милоулыбнулся Геральт. – С величайшим… отвращением. Но ежели тебе нравится…Заставлю себя.

Сабрина и Марти, наставив ушки из-за своего стола, громкофыркнули. Доррегарай окинул обеих полным презрения взглядом, щелкнул пальцем пофужеру ведьмака, улыбнувшись, но на этот раз искренне.

– Один—ноль в твою пользу. Ты быстро осваиваешься. Чертвозьми, где ты научился так шевелить мозгами? На большаках, по которым все ещевыслеживаешь вымирающих существ? Твое здоровье. Ты не поверишь, но ты – один изнемногих в этой зале, кому я хотел бы предложить такой тост.

– Правда? – Геральт отхлебнул вина, облизнулся,одобряя вкус. – Несмотря на то, что я тружусь на ниве истреблениявымирающих существ?

– Не лови меня на слове. – Чародей дружескихлопнул его по плечу. – Банкет только начался. Вероятно, тебя еще зацепятнесколько персон, так что экономнее разбрасывайся ядовитыми замечаниями. Что жедо твоей профессии… В тебе, Геральт, по крайней мере достаточно достоинства,чтобы не обвешиваться трофеями. А глянь вокруг. Ну смелее, брось условности,они любят, когда на них глазеют.

Ведьмак послушно уставился на бюст Сабрины Глевиссиг.

– Взгляни. – Доррегарай, схватив его за рукав,указал пальцем на проходящую мимо, окутанную развевающимся гипюромчародейку. – Туфельки из кожи рогатой агамы. Заметил?

Ведьмак кивнул. Неискренне, потому что видел исключительното, что, по идее, должна была скрывать прозрачная гипюровая блузочка.

– Или вот, изволь, каменная кобра. – Чародейбезошибочно распознал очередные прохаживающиеся по зале туфельки. Мода, котораяукоротила платья на пятерню выше щиколоток, облегчала ему задачу. – А там…Белый легван. Саламандра. Выверна. Очковый кайман. Василиск. Все это гады,которым угрожает вымирание. Холера, неужели нельзя носить обувь из телячьейлибо свиной кожи?

– Ты, как всегда, о кожах, Доррегарай? – вопросилаФилиппа Эйльхарт, останавливаясь рядом. – О скорняжничестве исапожничестве? До чего ж тривиальная и невкусная тема.

– На вкус и цвет… – презрительно скривилсячародей. – У тебя чудесные аппликации на платье, Филиппа. Если неошибаюсь, бриллиантовый горностай? Вкус – на высоте. Ты, я думаю, знаешь, чтоэтот вид, учитывая его изумительный мех, полностью истребили двадцать летназад?

– Тридцать, – поправила Филиппа, кладя в ротпоследнюю креветку из тех, которые Геральт так и не успел съесть. – Знаю,знаю, этот вид незамедлительно воскрес бы, прикажи я модистке оторочить платьеочесами льняной пакли. Я подумывала об этом. Но пакля не подходила по цвету.

– Перейдем к столу на той стороне, – предложилведьмак. – Я видел там большую тарелку черной икры. А посколькулопатоносные осетры уже тоже почти истреблены, надо поспешить.

– Икра в твоем обществе? Всю жизнь мечтала. –Филиппа взмахнула ресницами, сунула ему руку под локоть, возбуждающе пахнулакорицей и нардом. – Пошли немедленно. Поддержишь нашу компанию,Доррегарай? Нет? Ну тогда привет, веселись на здоровье.

Чародей фыркнул и отвернулся. Сабрина Глевиссиг и ее рыжаяподруга проводили уходящих взглядами более ядовитыми, чем у вымирающих каменныхкобр.

– Доррегарай, – буркнула Филиппа, бесцеремонноприжимаясь к Геральту, – шпионит в пользу короля Этайна из Цидариса. Будьвнимателен. Все его змеи и кожи – не более чем вступление, которым онпредваряет расспросы. А Сабрина Глевиссиг усиленно прислушивается…

– …потому что шпионит для Хенсельта из Каэдвена, –докончил Геральт. – Знаю. Ты говорила. А та рыжая, ее подружка…

– Не рыжая, а крашеная. У тебя что, глаз нет? Это МартиСодергрен.

– А она для кого шпионит?

– Марти? – Филиппа рассмеялась, сверкнув зубамииз-за ярких карминовых губ. – Ни для кого, Марти политикой неинтересуется.

– Волнительно, как вы любите говаривать. Я думал, тутвсе шпионят.