— Мастер Эгильт, какие будут указания? Продолжить обход?

— Да, ступай… Ступайте все… — тихо произнес сержант и затем обратился к одному из явившихся с ним стражников, — иди в дом Танцора. Скажешь, помощь нужна. Сперва позовешь его. Он откажется, тогда попроси, чтобы прислал кого-то из учеников.

— А ежели и ученика не даст? — поинтересовался солдат. — Может, тогда я к Ригиверу Затычке?..

— Нет, — голос сержанта вдруг окреп. — Не надо Ригивера! Пусть Танцор ученика даст, не уходи, пока не согласится! Он начал этим делом заниматься, он лучше всех разберется. Или хотя бы ученик. Ступай!

Ральк решил, что это решение не лишено некоторого смысла, хотя репутация Танцора теперь казалась ему преувеличенной. Тем не менее, все маги стоят друг друга — а этот уже как бы в деле… Созвав своих солдат, Ральк велел выступать. Обычный маршрут — мостами, под которыми перекатывается гулкое эхо, переулками, погруженными во мрак… Сонливость как рукой сняло, солдаты шагали вслед за Ральком бодро, никто не жаловался на усталость и не просился передохнуть в закутке под мостом. Слова «тварь из бездны», казалось Ральку, висят в воздухе, неслышно повторяются этаким беззвучным эхом, снова и снова отдавались в голове… Но солдаты молчали, только шарканье и топот по мокрым камням… Да плеск воды под мостами и в каналах, идущих вдоль улицы… Заканчивается прилив, когда надвигающаяся морская вода сталкивается с пресной, речной, и шумит, поднимая волны — плещет, поднимается вдоль поросших зелено-бурыми космами камней, которыми облицованы каналы в Верне. Орана протестует против нашествия моря, борется с соленой водой, но одолеть прилив ей не под силу. Вот начнется вскоре отлив — и пресная вода победоносно хлынет в залив, а море отступит, подастся назад… затаится до нового прилива.

— Так что за тварь-то? — напомнил Торкеру десятник.

— Ну…— здоровяк сбился с шага, должно быть, собирался с мыслями. — Это как бы… ну… легенда такая… Сказка такая, значит.

— Нет, не сказка, — возразил стражник постарше. — О Твари в книгах написано. Мой племянник в монастырь блаженного Энтуагла послушником принят. Он говорил, в монастырской библиотеке прописано о Твари. В старых хрониках о ней есть. А племянник мой переписчик. Он сам читал.

— Ну, может, и не сказка, — покладисто согласился Торкер. — Может, в книжках и прописано. Я человек темный, откуда мне знать? Только никто этой твари не видел. Это как морской змей из Легонта — в книгах есть, а не видел никто.

— Мало ли что не видел! — не сдавался пожилой солдат. — Монахи все знают. И раз в книгах о том есть…

— Стоп! — объявил Ральк. — Лучше просто скажите мне, что за тварь. Пусть никто не видел, пусть. Скажите, что в книгах пишут. Ну вот, хотя бы ты, Эрвиль. Что твой племянник читал в монастыре?

— Ну… — неторопливо начал стражник. — Пишут, значит, в книгах… Э, мастер сержант, а не присесть ли нам, передохнуть маленько? А то все бежим, бежим… Неспокойная ночка выдалась. А как присядем, я все и расскажу. А?

Несколько человек тут же присоединились к предложению.

«Слава Гилфингу, пришли в себя — решил Ральк, — раз пересидеть дежурство захотели. Отпустило, значит». А вслух, помолчав немного для солидности, молвил:

— Ладно.

* * *

Все тут же принялись оглядываться в поисках уютного закутка. Тучи разошлись, небо посерело, а луна выделялась ярким серебряным кругом — холодная, безучастная. Словно монета, которую отдаешь в уплату давнего долга. Скоро и светать начнет.

Нирс предложил расположиться у ворот кузнечного квартала. Там, мол, есть навес и коновязи, под навесом сухо и присесть можно.

— Нет, у них вечно как уголь разгрузят, так все в пылище, — возразил Эрвиль, — лучше к ткачам двинуть. Крюк невелик, а там присесть можно на чистое.

— К ткачам, так к ткачам, — не возражал Нирс. — Это как мастер десятник скажет.

Мастер десятник не возражал, и стражники свернули к ткацкому кварталу. Там действительно перед воротами был широкий навес — должно быть, специально, чтоб шерсть не мокла, если под дождем разгружать телеги придется. Нашелся и широкий выступ вдоль ограды, где удобно присесть. Стражники неторопливо расположились под навесом, и старый Эрвиль, откашлявшись, начал:

— Ну, значит, пишут в книгах… да и так всем ведомо, имеется тварь... Вроде как морской змей, но с лапами. И вполне может на сушу выйти.

— Наподобие крокодила, как в аптеке Римза, — поддакнул Нирс.

— Скажешь тоже, римзов крокодил, — рассердился старый солдат, — крокодил тот маленький, меньше меня, даже если с хвостом! А тварь-то — огромная! Она выходит во время прилива и набрасывается на обитателей суши.

— Жрет их, что ли? — спросил Ральк.

— Рвет на части, убивает, калечит. Ей ненавистны все, кто дышит воздухом, — пояснил Эрвиль. — Так у монахов в книгах написано. Мол, эта тварь живет в воде и среди водяных тварей. А вот с приливом выходит на сушу, видит непривычных ей существ и бесится от одного только их облика. И…

— И сундуки вскрывает? — поинтересовался Ральк.

— Если в ярости примется все крушить, то и сундуки изломает, — пояснил рассказчик. — Но дело не в том, что она ярится на суше. Дело в другом!

Солдат наставительно поднял палец и обвел товарищей многозначительным взглядом. Все молчали, Эрвиль тоже умолк, ждал вопроса.

— Ну и в чем же? — наконец не выдержал Ральк. Он не верил в тварь, вскрывающую сундуки в доме купца, но ему хотелось услышать всю историю.

— А в том, что гонит морскую тварь на сушу. И что позволяет ей долго находиться на берегу! — торжественно произнес солдат.

— Ну и что же? — покорно подкинул свою реплику Ральк. Он уже понял, что вопросы неизбежны и беспрекословно потакал старому стражнику.

— Грехи! Наши грехи! В списках живых существ, созданных Гилфингом Светлым, нет этой твари, — пояснил Эрвиль, — это тоже племянник сказал. Он эти списки копировал, он точно знает. Раз Тварь из Бездны не создана Светлым, значит она — порождение Гангмара, не к ночи будь помянут.

Старик дважды осенил себя кругом и продолжил:

— Тварь из бездны — порождение Гангмара, который есть Отец Греха, и потому Тварь к грехам людским тянется. Когда где-то на берегу мера греховности превысит предел, Тварь всплывает из Бездны, в коей таится среди прочих морских гадов и иных уродцев, порожденных Темным. Выходит с приливом на сушу и убивает. Стало быть, сильно грешим мы здесь, в Верне. Тешим Темного, влечем его Тварь. Нынче чудище поднялось сюда из Бездны и идет на запах греха. Купец убитый, Рукист — очень нехороший человек был, все это говорят, прости меня Гилфинг, что я о покойном этак… Вот его-то Тварь и почуяла сильней, чем прочих. Верно я говорю?

— А сторож? — недоверчиво буркнул Ральк. — Сторож на складе? Он как, тоже худой человек?

Все притихли и уставились на Эрвиля. Старик несколько минут собирался с мыслями, но тут вмешался Торкер: