— Я буду делать с тобой все, что захочу! И так часто, как захочу, поняла? — сквозь стиснутые зубы прошипел он. И мне бы согласиться, покорно склонить голову и, как прежде, надеяться, что все обойдется. Что муж проявит милосердие и не станет наказывать строго.

Но надежды во мне больше не осталось. Она умерла еще в тот миг, когда я увидела бездыханное тело Кьяры в погребальной ладье. Больше надеяться мне было не на что, оставалось лишь бороться.

— Сомневаюсь! — ответила в том же тоне и резко согнула ногу в колене, целясь мужу в пах.

Лаар умудрился увернуться в последний момент — я попала ногой лишь ему по бедру, чем вызвала еще большую ярость супруга.

— Ах ты дрянь! — выругался он и схватил меня за запястья, скрутил, прижав грудью к стене, а я испытала явное чувство дежавю.

Все повторялось. Я вновь стояла, прижатая к стене, а Лаар стискивал меня с такой силой, что не было ни единого шанса вывернуться. И все равно я пыталась, извивалась ужом, шипела от боли в запястьях, безуспешно пыталась наступить ему на ногу, проклиная про себя все на свете. И в первую очередь собственную слабость. Даже сейчас, на пике эмоционального напряжения, сопротивляясь изо всех сил, я не могла ничего ему противопоставить.

Лаар держал меня играючи. Стискивал запястья всего одной рукой, второй же давил на лопатки, прижимая тело к стене. Потом скользнул ниже, к пояснице, потянул вверх подол туники, забираясь под плотную ткань.

— Кажется, придется заняться твоим воспитанием прямо сейчас, — прорычал мне на ухо и дернул вниз мои шаровары.

Я вздрогнула и в последний раз попыталась вырваться. Но куда там… все мои потуги походили на жалкие трепыхания пришпиленной бабочки. Я совсем выбилась из сил. Бороться с Лааром было все равно что биться лбом о каменную кладку. Бесполезно и опасно для собственного здоровья.

Я почувствовала, как раан-хар прижался пахом к моим бедрам, потянул за волосы, заставляя откинуть голову, вновь делая мне больно. И тут меня окончательно понесло. Все воспитание и манеры умерли в страшных муках, выпуская из глубины души нечто темное и колючее. Бьющее сильнее любых ударов, жалящее похлеще смоченного в кислоте хлыста.

— Что, Лаар, нравится так? Принуждать, заставлять, делать больно? Это приносит тебе удовольствие, да? Или, может, ты не можешь по-другому? — выдавила из себя смешок и окончательно перестала дергаться, вознамерившись добить мужа если не действиями, так словами. Обидными и жгучими.

— Заткнись! — рявкнул он.

— Так принеси кляп. Его как раз не хватает для полного комплекта. Глядишь, тебе понравится, как я стану мычать с тряпкой во рту!

— Договоришься, Катара, и вправду ведь принесу! — угрожающе протянул раан-хар.

— Давай поспеши. Пока есть возможность вдоволь наиграться. А то, глядишь, через пару дней я покроюсь ужасными пятнами и пахнуть стану так, что ты и на десяток шагов не сможешь ко мне подойти. Укутаюсь с ног до головы в паранджу и закрою лицо, боясь показаться людям на глаза. — Лаар замер. Напряженный, словно натянутая тетива. И лишь только хрип тяжелого дыхания касался виска. — Давай, что же ты медлишь? Приблизь этот момент, Лаар. Удовлетворишь свою похоть, а заодно и избавишься от неугодной женушки. Глядишь, следующая попадется покладистая и послушная. И станет с особым рвением исполнять все твои приказы. Ты же этого так жаждешь?

— Уходи… — раздался глухой голос из-за спины, и я почувствовала, как Лаар освободил мои руки. — Вон! — гаркнул он, и в тот же миг я сорвалась с места. Опрометью выскочила за дверь. И, уже оказавшись в гостевой, услышала страшный грохот, донесшийся из спальни.

Кажется, и этот кувшин вина Лаар разбил.

И не только его.

* * *

Лаар

Так плохо Лаару не было еще никогда.

Спальня его походила на разворошенный улей. По углам валялись сломанные вещи, острые осколки и щепки устилали ковер, сорванные занавеси сиротливо болтались на окнах. И Лаар продолжал крушить и ломать все, что попадется под руку, пытаясь заглушить гнев и боль, что железными тисками сковали сердце.

Он пытался забыться, кувшинами хлестал вино, но и это не помогало. Хмель слишком быстро выводился из крови — еще одна особенность проклятого Дара раан-хара.

И уснуть не получалось. В голове роилось множество мыслей и образов. Воспоминаний, от которых некуда было спрятаться.

Кьяра…

Первая женщина, первая жена, первая любовь. И первая же боль. Разочарование. Вдребезги разбившиеся мечты. Горький вкус отчаяния и предательства.

Как же давно это было! Как молод он был. Они были. Молоды, влюблены и счастливы. Жаль, счастье продлилось недолго…

Кьяра продержалась почти год. Целый год совместных прогулок, бессонных ночей, томных пробуждений. Это было так долго — дольше, чем вынес кто-то из его последующих жен, — но в то же время ничтожно мало для них двоих!

И он позволил себе привязаться. Слишком сильно. Непозволительно. Забыл о проклятии рода раан-харов. Думал, что у него все получится с первого раза.

Глупый, беспечный мальчишка!

Когда Кьяра заболела, Лаар не поверил. Просто не мог поверить. И дотянул до того, что запах болезни стал невыносимым, и он больше не мог даже стоять рядом с ней. И все равно не знал, как признаться. Не знал, как сказать, что они больше никогда не увидятся.

Лаар до сих пор помнил ее взгляд. Как она смотрела на него, когда поняла, что все кончено. Так смотрят на предателя. И Лаар чувствовал себя таковым, пусть и понимал, что изменить что-либо не в его власти.

Так было всегда. Испокон веков через постель раан-харов проходило множество женщин, пока наконец не появлялась та, что была достаточно сильна, чтобы справиться с ядом. Чтобы родить наследника и прекратить череду бессмысленных смертей.

Мать Лаара была пятой попыткой отца. У него Катара — уже двенадцатая, и сколько их еще будет, раан-хар даже не представлял.

Помнится, после того, как первая жена заболела, Лаар зарекся впредь жениться. Несколько месяцев ему удавалось игнорировать уговоры Ведающего и советы поверенного отца. Даже император не мог вразумить молодого и горячего раан-хара.

А потом на приеме у того же императора он почувствовал запах. Манящий и дурманящий. Такой сильный, что не было никаких сил устоять. Кажется, та девушка прибыла на прием в свите своего жениха. И в тот же день она его лишилась, зато получила мужа в лице несдержанного и опьяневшего от аромата невинности раан-хара, который, не дождавшись конца брачной церемонии, затащил ее в первые попавшиеся покои и сделал женщиной.

Дальше потянулась целая вереница жен. Все невероятно красивые, здоровые, самые лучшие. Он погубил их всех. И понимал, что сегодняшняя поминальная ладья — лишь начало. За ней неминуемо последуют и остальные…

И ведь чего только Лаар не пробовал! Он был нежным и грубым, заботливым и равнодушным. Сутками не выходил из покоев жены или, напротив, приходил лишь пару раз в месяц, в самые благоприятные для зачатия дни, стараясь как можно меньше травить рани своим ядом. Все без толку. Нужного рецепта Лаар не нашел — ни одна из его жен так и не понесла.