– Изгнанников Кирилл Леонидович, прапорщик. Был мобилизован в Курске насильно в октябре этого года, – солгал, не сморгнув, Кирилл. Фамилия эта пришла к нему сама по себе совершенно неожиданно, но подсознательно Кирилл понимал, что она была выстрадана им.

«Коль случилось так, что пришлось мне уйти в изгнание, то буду я Изгнанниковым. Стану отныне и советской власти послушным пасынком с этой фамилией. Даст Бог, не докопаются», – подумал Кирилл.

– Где форма и документы? – вновь прозвучал сухой вопрос.

– На вокзале в Старом Осколе был задержан патрулем без какого-либо оправдательного документа, типа командировочного или отпускного предписания. Естественно, документы и оружие изъяли. Потом всех задержанных отправили в контрразведку. Там они страшно боятся лазутчиков и разведчиков со стороны красных. Да и перебежчиков пытаются запугать. И все равно, в тылу у белых полный бардак и хаос… Ну а в контрразведке на допросе сорвали шинель и гимнастерку, избили. Чудом пенсне вот уцелело… – уже почти правдиво рассказывал Кирилл.

– Да уж видно, коли все лицо в кровоподтеках и синяках, – смягчаясь голосом, произнес замполит.

– Что же застафило фас остафить их ряды и перейти к нам? – спросил с акцентом комполка.

– Я не могу и не хочу стрелять в свой народ. С того момента, как был мобилизован, все время думал о побеге. А потом вот – прочел, – и Кирилл достал листовку и протянул ее комиссару.

Тот принял, быстро пробежал глазами и одобрительно кивнул головой.

– В какую армию били призвфаны? – опять спросил комполка.

– В Добровольческую.

– Назовите номер или название воинского соединения и части!? – вновь жестковато спросил комиссар.

– Соединение?.. Вроде бы дивизия Дроздовского. Но я был призван в артиллерию. 3-я батарея артиллерийского дивизиона. И нашу батарею, как только меня мобилизовали, сразу же направили под Воронеж.

– Ах, вон где вы были в ноябре в самый разгар боев? Ну и что же можете сообщить об артиллерии нашего противника? – теплея голосом, спросил комиссар.

– Что могу сообщить? Артиллерия в основном или сильно потрепана, или вообще потеряна под Воронежем – Касторной. Лошади обезножели от бескормицы, снега и гололеда. Снарядов крайне мало. Словом, упадок полный.

– Понятно. А что говорят добровольцы-офицеры о боях под Орлом, Курском, Воронежем, Касторной? – продолжал интересоваться комиссар.

– Говорят мало. Но по всему видно, что поражение белых в этих операциях стало полной неожиданностью для многих из них. Никто не предвидел таких массированных и маневренных ударов красной кавалерии, столь слаженно действовавшей со стрелковыми и пехотными частями, с бронепоездами.

– Да, как показал себя Конный корпус Буденного! Отныне преимущество белых в коннице и кавалерии ликвидировано! Советская власть сумела организовать и создать более превосходную конницу. Деникину остается надеяться только на бронепоезда, броневики, танки, аэропланы. Но есть ли у белых надежные специалисты, способные управиться с этой техникой? – рассуждая, спросил комиссар.

– Специалисты, несомненно, есть, но их немного, и те не очень надежны. А французские и британские инструктора даже за большие деньги не всегда готовы принять участие в боевых действиях на стороне белых, – отвечал Кирилл.

– Да, с интервенцией Антанты все уже ясно с весны этого года! Французы и англичане бояться посылать своих солдат против армии рабочих и крестьян, иначе те повернут штыки против своей же буржуазии, как это было уже с немцами после братаний на германско-русском фронте, – уверенно изрек замполит и посмотрел на Космина.

Но Кирилл промолчал в этом случае и только склонил голову.

– Ви, как я поньимаю, в прапорщики не у бэлых произведены? – вдруг задал вопрос комполка.

– Так точно. С весны шестнадцатого года воевал на германском фронте. Там и был произведен, – четко отвечал Кирилл.

– И где жэ фоэвать пришлось? – вновь с интересом спросил комполка.

«Латыши! Они же дрались тогда под Ригой!» – вихрем пронеслось в голове Кирилла.

– Северо-западный фронт. 2-я батарея артбригады 2-го Сибирского стрелкового корпуса, – вновь четко отвечал Кирилл.

– Рижскую операцию застали?

– Имел такое удовольствие. Рядом с нами тогда отлично дрались латышские стрелки. Наша стрелковая дивизия им многим обязана, – с подлинным пиететом произнес Кирилл.

– Да, фложили тогда немцам латыши за родную Ригу. Я ф те дни ротой командофал в чине подпоручика, – теплея голосом и глазами, произнес комполка.

– Помнится, 20 августа германцы атаковали 6-й Сибирский корпус, западнее Икскюля. Тогда 6-й Сибирский отступил на тыловую позицию, но продвижение немцев было остановлено. А 2-я гвардейская германская дивизия встретила стойкое сопротивление латышских стрелковых частей. Кажется, в боях на реке Малый Егель немцы были остановлены 2-й Латышской стрелковой бригадой. Именно удар латышских стрелков и позволил избежать окружения правофланговым 6-му и 2-му Сибирским корпусам, – обстоятельно и со знанием дела высказался Кирилл.

Комиссар и комполка, услышав это, с долей уважения посмотрели на Космина.

– Да, если бы не предательская политика генерала Корнилофа и командофания фронта, не отдали бы Ригу немцам, – с сожалением сказал комполка.

– Корнилов явно не стремился удержать Ригу. Хотел подавить революционное движение в армии. Вот он и отдал приказ командующему 12-й армией, оборонявшей столицу Латвии, отступать к Вендену. По их мнению, угроза германского вторжения могла остановить процесс революционного брожения. Вот русские войска и оставили Ригу и Усть-Двинск 21 августа. Это стало началом трагедии для всего Северного фронта. Да, то была и серьезная угроза Петрограду. И я 21 августа ранен был. Контузия и перелом левой руки, – заключил Космин.

Комиссар и комполка взглянули на него с пониманием.

– Изгнанников, какое у вас образование? – спросил вдруг комиссар.

– Реальное училище окончил в 1915 году. Затем сразу мобилизован в армию и направлен в унтер-офицерскую школу. После окончания школы получил назначение на Северо-Западный фронт, – отвечал Кирилл.

– Слушайте, а почему вы не ушли из Курска до призыва в армию белых? – вновь задал вопрос комиссар.

– Дело в том, что я ведь учительствовал. В гимназии. Учебный год начался только, месяца полтора прошло. Как же бросить? Дети ведь! Да и казалось, что никто меня не призовет. В Красную армию ведь не призвали…

– Вы женаты?

– Да, недавно родилась дочь. Но жену я заранее отправил в Кадом, еще до прихода белых. Там у нее родители, присмотр. А тут война!

– А какое у вас происхождение? – вдруг серьезно спросил комиссар.

– Отец был земским лекарем в Курской губернии. Матушка – швея, портниха. Наверное, я из разночинцев. Но отец умер, когда я был еще ребенком, оставив троих детей. Жилось нам нелегко. Но благодаря заботам и помощи дяди я и поступил в реальное и закончил его без посредственных оценок.