20 ноября его рапорт был вручен командиру артдивизиона (бригады) стрелковой дивизии Дроздовского. Полковник, видимо, недавно принявший часть, не знакомый Кириллу, озабоченный делами, встретил его в крестьянской хате, где располагался на постое.

– Вряд ли, господин подпоручик, смогу удовлетворить вашу просьбу об отпуске. Обстановка не та. Каждый человек на счету, а уж особенно офицеры. Понимаю и ваши семейные обстоятельства. Если вы хотя бы были легко ранены. А то ведь ни царапины, а ведь в такой каше побывали! – высказался полковник.

– Я был ранен в 1917 году во время наступления на Юго-Западном фронте. Тяжелая контузия и перелом левой руки. Толком и не вылечился тогда. После длительной артиллерийской стрельбы голова сильно болит. Почти теряю сознание, – попытался защититься Космин.

– Понимаю, но то – старое ранение. А сейчас мало кто из офицеров хотя бы и легкого не имеет.

– Что ж, господин полковник, прикажете специально подставиться, чтоб ранение получить? – с обидой и издевкой в голосе спросил Космин.

– Избави Боже! Что вы, батенька, несете!? Никто вас и не думал упрекать в слабодушии или, гм-м, излишней осторожности. Мало того, я где-то с неделю тому назад имел честь видеться в лазарете с раненым командиром вашей батареи Лукиным. Он о вас докладывал и отзывался очень высоко. Да, в той каше было непросто! Но одно орудие сохранено, личный состав батареи собран и выведен из окружения! Да ведь вы, батенька, там, под Воронежем, Лукину и жизнь спасли? Не так ли?

– Там, господин полковник, столько случайностей было, что и не упомнить, кто кого спас, – отвечал Космин.

– Ну что ж, подпоручик, ответ, достойный русского офицера, сражающегося за Белое дело. Вам днями светит повышение – очередная звездочка на погоны и награда – крест Георгиевский. Мы с командиром батареи уже обсудили и это. Ждите приказа. А батарею вашу пополним личным составом и орудие еще одно дадим. Ну а в помощь вам направлю молодого прапорщика. Так что воюйте дальше, подпоручик. Не смею задерживать. С Богом!

* * *

Женя вытерла сосок груди мягким полотенцем. Вложила грудь в лиф. Румяная доченька сопела и крепко спала на руках. Евгения недолго покачала ее, а затем со словами:

– А-а-а, баю-бай! – уложила дитя в качалку.

«Боже, сколько счастья и радости быть матерью. И какие красивые дети будут у нас с Кириллом, – думала Женя. – Наташенька, доченька беленькая, глазки синие. Прелесть, да и только».

«Господи! Хоть и не верила в тебя, а окрестила дитя. Если Ты есть, сохрани моего милого. Прошу тебя, Господи», – смотря на дитя, думала она.

«И зачем эта война!? Неужели люди не понимают, что убивать – вопреки человеческой природе. Ведь есть же умные, интеллигентные люди и у белых, и у красных. У белых – Деникин – умнейший, благороднейший человек. У красных – Ленин-Ульянов, из дворян, великолепно образован, талантлив, интеллигентен. Это все в низах проблема. Ведь наверху и те и другие хотят одного и того же! Хотят видеть Россию великой и счастливой», – думала Женя.

«Господи! Кирилл, где же ты? Боже, сохрани его!» – причитала не веровавшая в Творца и в Его Сына – Спасителя мира молодая женщина и мать.

* * *

Последние сполохи страшной, решающей битвы, определявшей, каким путем отныне пойдет Россия, все еще сотрясали и будоражили бескрайнюю, засыпавшую под снегом южнорусскую степь. Когда Касторная была взята, а упорство белых здесь было ликвидировано, фланги белых армий оказались окончательно разъединенными. Красным представлялась полная возможность перейти к преследованию и уничтожению белых – отдельно Добровольческой и Донской армий. Теперь белые направляли все усилия на удержание Курска, сражаясь здесь с тем же ожесточением, как и под Касторной. Город брали 9-я и 3-я дивизии Красной Армии. 15, 16 и 17 ноября характеризуются особенно упорными боями, в результате которых части 9-й дивизии к вечеру 17 ноября ворвались в город Курск. Отбрасывая контратакующего противника, части 3-й дивизии продвинулись к югу и захватили город Тим. С потерей Курска и Тима вся железнодорожная линия Курск – Лиски оказалась в руках красных.

Белогвардейское командование понимало, что отступать далее – смерти подобно. Южнее лежала ровная как стол степь! Возможно ль было найти там рубеж, подходящий для обороны? Белые ухватились за Сейм. Но река эта выше города Сумы мелководна. Даже в летнее время верховые переезжают ее вброд, не замочив сапог. Поэтому решено было не отходить, а вернуть утраченное положение, тем более что у Боброва и Лисок держались еще донцы.

Метели и гололедица связали и сковали степь. С большим трудом удалось белым у Тима собрать отряд генерала Третьякова в составе 1-го Марковского полка, 1-го Алексеевского полка и 1-го батальона 2-го Марковского полка при 12 орудиях. Перейдя в контрнаступление 20 ноября, отряд Третьякова выбил 3-ю дивизию из города Тим и начал продвигаться на север и северо-запад с явным намерением ударить в тыл 9-й и Эстонской дивизиям, чтобы затем вынудить их к отходу от Курска. Удар этот явился полностью неожиданным для 13-й армии. Однако встречными действиями 9-й, 42-й, Эстонской и Латышской дивизий 21 и 22 ноября контрманевр белых был ликвидирован. Тогда 13-я армия вышла на правом фланге в 15 верстах к югу от Курска, а на левом фланге к реке Оскол. А14-я армия к этому времени подошла к реке Сейм, заняла город Рыльск и при содействии группы Примакова – Льгов.

Тимская операция, хоть и была последней, неожиданной и не планируемой красным командованием, но задержала в центре наступательный порыв красных армий, дала белым возможность оторваться от преследования частей Красной армии.

* * *

Космин еле-еле дождался прапорщика, присланного ему в помощь на батарею. Ничего другого он уже не ждал. Звание поручика и Георгиевский крест пришли к нему сами. Его только вызвали в штаб дивизиона, сделали запись в удостоверении о произведении в звание, вручили звезды на погоны, достали крест из коробочки и прикололи ему на грудь. Но Космин даже и не собирался «обмывать» повышение и награду. Да и было ли с кем?

Посвятив молодого человека – студента, недавно мобилизованного и надевшего погоны прапорщика, – во все дела батареи, дав ему самые важные указания, что делать и как вести себя в случае боевых действий, Космин оставил батарею ночью 22 ноября. Заплатив одному из крестьян, чтобы довез его до ближайшего города, он на крестьянских санях отправился окольной дорогой на юг – в сторону Белгорода. Нужно ли долго рассказывать, каких трудов стоило ему добраться до железнодорожного вокзала в Белгороде. И тут Космин понял, что интуиция полностью подвела его. Он слишком давно не был и не вращался в гражданской жизни – в тылу воюющих деникинских армий. Анархия или произвол различных ведомств правительства Юга России, ОСВАГ(а) и контрразведки царили повсюду. У здания вокзала Космина сразу же задержал многочисленный патруль. Проверяли всех людей в военной форме поголовно. И тут Космин пожалел, что заранее не переоделся в гражданское платье. Даже тех военных, у которых были оправдательные документы, патрульные офицеры отпускали не сразу, а после долгих придирчивых расспросов. Тех же, у кого их не было и кто вызывал хоть малейшее подозрение, разоружали и отводили в сторону. Многочисленный конвой, набранный из кадетской молодежи и бывших курсантов военных училищ, с примкнутыми штыками охранял группу офицеров и солдат человек в двадцать. Это были те, кто был задержан патрулем без отпускных или командировочных предписаний. Оказавшись в их числе без удостоверения, шашки и пистолета, Космин решил вести себя спокойно и простоял так почти до вечера. К вечеру группа задержанных увеличилась вдвое. Когда стемнело, их отогнали в какой-то пристанционный барак, заперли на засов и приставили часового.