— А это так?

Фериус остановилась. Она озирала улицу перед собой и не смотрела на меня.

— Я не знаю, малыш. — Фериус замолчала и тяжело вздохнула. — Когда начинаешь смотреть на мир с другой стороны, не так, как привык, оказывается: ты ничего не знаешь о том, как поступить правильно. Одно деяние, смелое и честное, ведет к войне и разрушениям. Другое, трусливое и подлое — к миру и процветанию.

Слова повисли в воздухе. Потом Фериус, казалось, собралась с мыслями.

— Впрочем, скажу тебе одну вещь. — Я почувствовал, что она улыбается, даже не успев на нее взглянуть. — Ты повел себя как мужчина.

В груди что-то сжалось. Может, потому что раны снова заныли.

— Ты постоянно говоришь о том, что надо быть мужчиной.

Фериус рассмеялась.

— Похоже на то. — И она продолжила путь.

Мы были уже почти рядом с домом, когда боль от ран заметно усилилась. Ребра, казалось, разламываются на части. Нестерпимо болела челюсть. И даже рука, на которой я ссадил кожу, проехавшись по песку, жутко чесалась. Я почесал ее ногтями, но стало только хуже.

— Ой! — сказал я.

Фериус глянула на меня и вновь рассмеялась.

— Ой? Так ты говорил, пока тебя били и пинали? «Ой»?

— Заткнись. Мне больно.

Она сделал вид, что не слышала, — и продолжала:

— Это похоже на одно из ваших магических слов. «Ой» говорю я. Ничто не сможет пробить мой волшебный ой-щит.

— Прекрати, — сказал я, продолжая почесывать руку. Пусть уж лучше болит, чем зудит. Но потом боль стала такой, что я завопил в голос.

— Перестань ее скрести. Расчешешь до крови и занесешь инфекцию.

Я глянул на руку, пытаясь рассмотреть, есть ли там кровь, но увидел лишь грязь и крупинки песка из Оазиса. Я знал каждый завиток, каждую линию на своих татуировках. Я провел бессчетные часы и дни, умоляя их засветиться. И теперь, даже в темноте, я понял: что-то изменилось. Серебряная краска одной татуировки более не была тусклой и безжизненной. Она двигалась! Едва заметное шевеление, медленный танец магии под кожей…

— Келлен?.. — сказала Фериус.

Я моргнул, стараясь рассмотреть получше, отчаянно пытаясь уверить себя, что это не игра воображения.

«О, пожалуйста, — умолял я предков. — Пожалуйста, не шутите так со мной». Так же как я делал уже тысячу раз, я сконцентрировался и направил свою волю в татуировку.

Ничего не случилось, и я увидел, что сигиллы на самом деле не движутся. Разочарование было так велико, что глаза наполнились глупыми детскими слезами. Как ни старался я сдержаться, из горла вырвались рыдания.

— Спокойнее, малыш, — сказала Фериус.

— Ты не понимаешь! Никогда не понимала! Это все, что у меня…

— Я не о том. Успокойся и расслабься.

Я вдруг понял, что она имела в виду. Увидев движение татуировки, я пришел в восторг. Но нельзя заставить магию работать, когда ты так возбужден — или расстроен и плачешь как ребенок. Магия требует спокойствия. Контроля. Управления.

Я закрыл глаза, чтобы не смотреть на татуировку, и вновь сосредоточился, пробуждая силу внутри себя, заставляя серебристые сигиллы ожить, призывая магию. Я не спешил, не думал, сколько времени это займет. Не думал о том, что Фериус все еще держит меня на руках, о том, что у меня больше нет друзей, о том, кем я стану, если провалю испытания. Я отринул все это. Перестал спрашивать, есть ли у меня магия джен-теп. Я вообще перестал задаваться вопросами.

— Эй, малыш, гляди-ка.

— Знаю, — отозвался я, не открывая глаз. Мне не нужно было смотреть на сигиллы. Я уже знал, что они светятся.

— Это какая магия? — спросила Фериус.

Я открыл глаза. А потом втянул в легкие дивный чистый воздух и произнес одно восхитительное слово:

— Дыхание!

Фериус смотрела на меня, слегка улыбаясь. Но по крайней мере она не изрекла очередную идиотскую шутку. Наконец я отважился взглянуть на серебряные сигиллы магии дыхания. Чудесные крохотные символы, сияющие, как звезды на небосводе моей кожи. Каждый знак символизировал одну из форм магии дыхания, которую я теперь мог творить.

Я зажег татуировку.

Протянув руку к одному из фонарей, я направил на него свою волю. Возник мягкий свет, медленно разгоняя темноту вокруг нас. Он был очень тусклым, едва заметным, но он был. На самом деле.

Я не ше-теп.

Я не ущербный.

У меня есть магия.

Когда свет фонаря начал согревать мою кожу, я поймал взгляд Фериус. Она смотрела мне в лицо.

— Оу, малыш, это…

Да уж, я понимал, что выгляжу не лучшим образом. Меня избили так, что лицо онемело и глаза едва открывались. Но могла она хотя бы прикинуться, что рада за меня? Нет, у Фериус на это не хватит такта. Провались она со своей философией аргоси и насмешками над джен-теп. И все-таки было в ней какое-то благородство…

— Понимаю, выглядит неважно, — сказал я. — Знаешь что? Пусть я приобрел магию, но все равно — научи меня драться.

Фериус открыла рот — и закрыла. Она поудобнее устроила меня на руках. На ее лице появилось напряженное выражение, словно я внезапно стал тяжелее.

— Нет, малыш. Сперва я научу тебя убегать.

— Может, объяснишь наконец, что не так? — спросил я в очередной раз.

Мы дошли до мраморной лестницы из семи ступеней, ведущей ко входу в мой дом. И, хотя я испытывал восторг при мысли, что открыл в себе магию дыхания, я не мог забыть о скандале, ожидающем меня за дверьми дома. Я сбежал, выпустил на волю тварь, которую так боятся и ненавидят джен-теп, я избил своих товарищей…

И когда я успел стать таким ужасным сыном?

— Я могу стоять на ногах.

— Сделай три глубоких вдоха, малыш, — сказала Фериус и поставила меня на землю.

— И чем это поможет?

— Твой голос будет звучать не так тонко и плаксиво, когда ты заговоришь с родителями.

Как будто есть какая-то разница!.. Почему я просто не побежал к одному из городских стражников, когда увидел, как Теннат, Панакси и Нифения мучают зверя? Он бы положил этому конец, а я бы не выпустил монстра и не разрушил свою жизнь. Желудок скрутился в тугой комок. Там, в Оазисе, я думал, что поступаю правильно, но теперь мне придется объяснить это родителям, и так, чтобы рассказ не выглядел полнейшим безумием… А может, я и впрямь сошел с ума? Маги не нападают на других магов, чтобы спасти тварь, которая питается младенцами джен-теп. Но если бы я не спас его, если бы не дрался против своих друзей, ожила бы татуировка магии дыхания? И учтут ли родители мои заслуги перед семьей, прежде чем осуждать меня за преступление?