– А что, на улице дождь?

– Что? – в первый момент не понял вопроса Беркут.

– Ты весь промок – куртка вся, и волосы… Пешком от станциишел?

«Он даже, похоже, не взял машину напрокат – как всегдаделал, когда в Москву прилетал. Не знаю почему, но, кажется, это плохойпризнак».

Краем глаза Таня глянула на Диму. Тот весь напружинился,готовился к броску. Девушка еле заметно дернула головой: мол, пока не вздумай.

«Если они сойдутся врукопашную, еще неизвестно, кто победит:шеф провинциальной охраны Миша или бывший десантник Дима… Но у Беркута –пистолет, а что сможет Полуянов с голыми руками против ствола? Значит, остаетсяодно: заговаривать психопату зубы… Но, боюсь, надолго меня не хватит… Проклятойбабской натуре так и хочется завизжать, заметаться, броситься перед ним наколени… А надо держать себя в руках и говорить спокойно и уверенно…»

На ласковый Танин вопрос Беркут рыкнул:

– Не твое собачье дело!

Однако агрессии в нем явно поубавилось.

Таня – бешеный выброс адреналина обострил восприятие – будтовоочию видела, как в Беркуте борются два начала: одно – безумное нетерпение маньякаспустить курок и со всем поскорее развязаться, в том числе и с самим собой,потому что ничего уж ему не останется больше делать, когда он убьет Таню сДимой обоих, кроме как застрелиться самому. Но вторая его половина, ещеоставшаяся человеческой, тянула и медлила, цеплялась за жизнь – и тем давалажертвам шанс на спасение.

– Слушай, а сказать про Надю ты хорошо придумал, –проговорила Таня будничным тоном, словно хвалила своего возлюбленного, что тотв магазин сходил.

– Тебе понравилось, да? – опять осклабился Беркут. – Я темнаркошам так и велел, чтобы сказали. Для того чтобы твой любовничек тожепомучился…

«Ну и дурак же он… Толкнул Димку в мои объятия! Дваждытолкнул! Да откуда он вообще взял, что между мной и Полуяновым что-то есть?Боже мой, неужели сайт френдс-ру ему „нашептал“? Та наша фотка на аэродроме вобнимку? Правильно мне, значит, советовали знающие люди: не надо на „френдах“своих следов оставлять – можешь получить большие неприятности. Вот и получила –идиот Беркут на ровном месте такую кашу заварил… Спросить бы его, как он отодной фотографии с дружеским объятием дошел до мысли, что мы с Димой любовники?Но… И так все ясно. А его сейчас не надо бередить. Вопрос будет для Беркутаслишком горячим. Не буду наступать ему на больную мозоль. Надо о чем-то близкомему… родном… чтобы заставило его остаться, а не уйти, прихватив с собой на тотсвет нас…»

– А на юге, наверное, уже совсем тепло… – мечтательнопроговорила Таня. – Персики зацвели?

– Персики! – пренебрежительно воскликнул Беркут.

«Конечно, что значат какие-то там персики по сравнению с егобешеной страстью ко мне – в сравнении с величием того, что сейчас произойдет?Ну, еще одна попытка».

– Как сестренка?

И в этот момент Миша по-настоящему откликнулся –человеческое внутри него впервые за весь разговор вышло на передний план,отодвинув безумие. Он засветился теплой улыбкой:

– Взрослая уже. Скоро в школу пойдет.

В тот же миг вдруг раздался выстрел…

Таня непроизвольно дернулась, но боли не было. И Дима рядомтоже лежал весь бледный, но живой и не раненый. А вот Беркут… Он заорал –дикий, звериный его вопль, вопль неудачника, разнесся по комнатам старого дома…Правая его рука, державшая пистолет, вдруг бессильно повисла, а оружиегрохнулось на пол. И неожиданно комнату заполнили люди – крепкие парни вчерном, в масках и бронежилетах. Они мгновенно уложили Беркута на пол, заломилиему за спину обе руки – и здоровую, и окровавленную, застегнули наручники,куда-то увели…

И только тогда Таня разрыдалась.

– Ну вот, – удовлетворенно проговорил майор Савельев, – авы, журналисты, пишете, что милиция у нас ничего не умеет, только взятки берет,приезжих трусит да наезды устраивает…

– Я напишу об этом деле! – с чувством воскликнул Полуянов. –Прямо сегодня! Только наши с Таней имена, конечно, поменяю. А твое, майор, –золотыми буквами попрошу набрать.

– Не, про меня не надо, – стал отнекиваться довольныйСавельев. – Просто напиши: благодаря усилиям всего коллектива Центрального УВДгорода Москвы и лично его руководителя генерала милиции…

– Да ты мне не диктуй, что писать, сам соображу, – остановилего Полуянов. Он явно пребывал в эйфории от своего нежданного спасения.

– Да? А вы-то, журналисты, нам, милиции, диктуете, как намбандитов ловить, а? – мстительно откликнулся майор.

И журналист не нашелся что ответить.

Майор Савельев этим вечером и ночью был сама любезность(насколько может быть любезным милиционер). Сейчас, снова под утро, он везТатьяну и Дмитрия по Ярославскому шоссе назад в Москву – рулил Диминой«Маздой».

Когда наконец закончились все утомительные формальности,были подписаны все протоколы, Садовникова с Полуяновым ни минуты не хотелиоставаться на даче, где им столько пришлось пережить. А Савельев еще накатилим, и себе плеснул коньячку из погребов Ходасевича – чтоб расслабились… Потомуи сел сам за руль. Дима поместился рядом, на переднем сиденье, и всевыспрашивал, выспрашивал своего приятеля о деталях дела Беркута.

– Как вам удалось его выследить-то – до самой дачи?

– Я ж тебе говорю, – отвечал благостный Савельев, – мы вмилиции тоже иногда мышей ловим… Ты че думаешь, я сводки происшествий пообласти не читаю? Да я как твою фамилию в последней увидел, так сразу ребятамна здешней «земле» позвонил: мол, колите давайте по-быстрому раненого киллера…Вот они и раскололи… Узнали, что заказчик некто Беркут, охранник с югов…

– Как же они его раскололи? Мне он под дулом пистолета чушьнес.

– Как, как… Трубочку у капельницы пережали… Шучу, конечно. Ато ты и вправду напишешь…

– На Беркута-то вы как вышли?

– А че на него выходить? Сегодня он значился в спискепассажиров, прилетевших в Белокаменную из Сочи, ну а после происшествия у васна даче и бритому ежику стало бы ясно, зачем да к кому он в столицу подался. Ягруппу захвата там и развернул.

Дальше Татьяна слушала разговор мужчин вполуха. Онитолковали о том, как ловко да скрытно сумела занять позиции группа захвата… Изкакого оружия, с каким прицелом в темноте стрелял снайпер… И почему метилБеркуту в руку, а не бил наверняка, в голову…

Девушка сидела на заднем сиденье и клевала носом. Послевсего случившегося (плюс пятьдесят граммов коньяку) наступила чудовищнаяслабость. И ее сейчас совершенно не интересовали детали прошедшей спецоперации– пусть даже они непосредственно касались ее собственной жизни. И Беркут сейчасТаню не интересовал, и его дальнейшая судьба тоже. Будут ли его судить илипризнают невменяемым? Ах, какая разница!