– Тетушка, в ознаменование пятидесятилетия основания Санкт-Петербурга, соблаговолила отдать приказ со следующего года начать строить новый Зимний дворец, – сообщил он между прочим.

– В самом деле, в ознаменование пятидесятилетия? Стало быть, сей год будут вести подготовительные работы. И что за архитектор будет строить? – поинтересовалась Екатерина Алексеевна.

– Кто его знает. Кажется, какой-то итальяшка.

Великая княгиня кивнула своим мыслям:

– Скорее всего, Растрелли. Елизавета Петровна упоминала итальянскую фамилию среди других русских архитекторов.

– Растрелли так Растрелли, – безразлично отреагировал супруг. – Лишь бы построили что-нибудь приличное: попросторнее и без щелей, а то сквозняки замучили.

Сквозняки беспокоили Великую княгиню тоже. Перспектива жить в новом добротном дворце, вестимо, радовала.

– Посмотреть бы проект дворца… Любопытно, колико этажей там будет?

Петр Федорович взглянул на нее с усмешкой, словно бы говоря: «И зачем тебе проект? Без тебя разберутся», но довольно вежливо ответил:

– Ну, думаю, не меньше двух, и размером раза в два больше нынешнего.

– Раза в два?

– А что? Много или мало? – едко спросил Петр.

Она подумала, что ежели бы управляла таковым огромным государством, то построила бы огромнейший дворец. Не на два, а на все четыре этажа. Надо же! Сему городу всего-то пятьдесят лет, значит, царь Петр основал его в 1703 году. За один сей город она б ему поставила памятник.

– Строить будут лет сто, не меньше. Скорее всего, достраивать его придется мне, – паки съехидничал Петр Федорович.

Великая княгиня не ответила, она раздумывала над тем, как бы ей посмотреть на проект и на того архитектора, который будет руководить строительством. Строить надобно добротно, на века. Поелику важно, дабы архитектор был лучший из лучших. Никак иначе!

Она подошла к окну, выходящему на набережную.

– Не знаешь, где будут строить?

– Где? – Петр бросил на нее раздраженный взгляд и ответил: – Где-то на Неве. Где ж еще?

Он переместился со своего окна и, бряцнув шпагой, встал рядом с ней в той же небрежной позе. Екатерина же, не обратив внимания на тон Петра, воскликнула:

– Ах, как будет приятно смотреть из окон нового дворца на корабли, идущие по Неве! Особенно ночью, когда зажгут огни.

– Да, ничего себе будет картина, – отозвался после затянувшейся паузы смягчившимся голосом Петр Федорович.

Так, наполненная событиями, подобными и не только, текла жизнь Великой княгини не один год.

Однажды, проходя мимо невестки, недовольная отсутствием хотя бы намека на ее беременность, государыня Елизавета бросила ей:

– Хватит заниматься чепухой. На уме токмо книги. А мне нужен наследник. Иначе что же за брак у вас с Петром? Кому он нужен?

Екатерина, поклонившись, ответила, сдерживая запальчивость:

– Ваше Величество, я была бы счастлива выносить ребенка. Но для оного нужен не один, а два человека.

Елизавета Петровна и раньше догадывалась, в чем дело, но не могла поверить, что невестка, ночуя в одной постели с наследником, фактически уже несколько лет одна. Уму непостижимо! После оного короткого разговора с Великой княгиней опешившая императрица велела докторам срочно обследовать наследника. Они быстро сделали свое дело и определили, что близости с женщиной у него не может быть из-за проблемы с крайней плотью. От простейшего хирургического вмешательства Петр трусливо отказался.

* * *

Прошел еще один год… Чем же был заполнен день молодой здоровой девицы? Не имея фактически супруга, мужского внимания, друзей и возможности вращаться среди людей вне двора, оставшись в полном душевном одиночестве, Екатерине оставалось одно – заниматься чтением. Теперь она читала труды европейских ученых и философов. Она пользовалась библиотекой Академии наук, а такожде библиотекой молодого графа Александра Сергеевича Строганова. Кроме того, она постоянно выписывала себе книги из Франции, Англии и Пруссии, откуда ей поставляли их нарочными. Скакать на лошадях ей снова запретили доктора и сама императрица, сие было не на пользу женщине, которая желает забеременеть. Хотя от кого?

Екатерине шел двадцать четвертый год. Прошли новогодние и рождественские праздники. Все так же время уходило на карневалы, балы, где случались мимолетные встречи с разными знакомыми и незнакомыми придворными лицами.

К концу масленой недели императрица вернулась в город. На первой неделе Поста Великокняжеская чета начала говеть. В среду вечером Екатерина должна была пойти в баню, но накануне Чоглокова вошла в ее комнату, где находился и Великий князь, и передала ему от императрицы приказание тоже пойти в мыльню. Петр Федорович сразу же набычился.

– Ни в какую баню я не пойду, – отказался он наотрез и отвернулся.

– Сие есть повеление императрицы.

– А я все равно не пойду, – настаивал Великий князь в великом раздражении.

Чоглокова начала терять терпение.

– Вы не собираетесь повиноваться Ея Императорскому Величеству?

– Я всегда повинуюсь императрице, но не надобно учинять насилие и требовать от меня противного моей натуре!

– Вы всегда стараетесь обойти наши обычаи, но почему бы вам все-таки не сходить и не помыться перед святым праздником?

Петр Федорович вскинул голову и повысил голос:

– Сказал, не пойду, стало быть – не пойду!

– В таком случае, я слово в слово передам наш разговор государыне. Думаю, она сумеет наказать вас за сопротивление.

Великий князь вскочил на ноги и паки крикнул:

– Увидим, что она мне сделает, я не ребенок!

Чоглокова начала угрожать, что императрица посадит его в крепость. Великий князь вдруг горько заплакал и наговорил Чоглоковой много оскорбительного. Та такожде за словом в карман не полезла.

Круто развернувшись, Мария Симоновна ушла жаловаться императрице. Вернувшись, она стала говорить о том, как императрица недовольна тем, что у них еще нет детей, и что она бы хотела знать, кто из них двоих в том на самом деле виноват. В качестве наказания она освобождает их от говения на первой неделе, понеже Великий князь не желает идти в баню. Во все время их разговоров Великая княгиня молчала, понеже разговаривали оба на таких тонах и с такой озлобленностью, что и слова невозможно было вставить.

Токмо закончилась первая половина поста, императрица вместе с Иваном Шуваловым поехала в Гостилицы к графу Разумовскому, дабы отпраздновать там его именины, а племянника с невесткой с фрейлинами и остальной их обычной свитой отправила в Царское Село. Погода стояла необыкновенно мягкая и даже жаркая, так что в середине марта дорога вовсю пылила. Приехав в Царское Село, Великий князь и Чоглоков занялись охотой. Великая княгиня Екатерина Алексеевна и дамы как можно больше гуляли то пешком, то в экипажах. Вечерами играли в различные игры. Здесь Великий князь начал после долгого перерыва паки волочиться за принцессой Курляндской. Худой, разодетый в светлый нарядный камзол, выпивши после ужина, Петр Федорович настойчиво ухаживал за Екатериной Эрнестовной. Он преследовал ее везде и всюду на глазах у всех, что задевало самолюбие Великой княгини. Естественно, ее оскорбляло, что ей предпочитают маленькую горбунью. Не было рядом никого, кто защитил бы ее от такого оскорбительного отношения: ни матери, ни отца, ни брата, никакого другого высокого лица их ранга, кто бы мог указать на вызывающее и непотребное поведение Великого князя.