– Боже, – говорила Никитична, крестясь и поднимая глаза к небесам, – какие токмо чудеса и совпадения не происходят в нашей грешной жизни!

– Что такое? – заполошно спросила одна из фрейлин, впившись любопытными глазами в камер-фрау.

Екатерина Алексеевна тоже отложила в сторону книгу.

– Да ничего особенного. Токмо надо же такому случиться, что наша умница, старшая Гагарина, уже во второй раз попадает впросак.

– Как так? – удивилась Великая княгиня.

– А вот так, матушка! Фрейлина-то наша давно в возрасте, давно замуж пора, но у нее губа не дура – второй раз влюбляется в того же человека, что и императрица. Мыслимо ли ей, бедняге, тягаться с самой Елизаветой Петровной?

– О ком вы говорите, Никитична? Шувалов – про то я знаю. А второй кто?

– Бекетов, вестимо! Кого еще в последнее время пуще всех привечает императрица.

«Боже мой, – рассуждала про себя Екатерина, – в самом деле, фрейлина княжна Анна Гагарина уже немолода, бедная, а все ищет себе партию по вкусу. Она некрасива, но очень умна и ловка. Имеет хорошее состояние и вот уже второй раз останавливается на том же кавалере, который становится фаворитом императрицы».

Первым был Бекетов, коего так благополучно прибрала к своим рукам государыня Елизавета Петровна. Вторым был Шувалов. И паки та же самая история! Княжна Гагарина не блистала красотой, но была известной умницей и имела много подруг. Её многочисленная родня, обвиняла Ивана Шувалова в том, что он послужил невольной причиной тех постоянных выговоров, которые ревнивая императрица учиняла княжне Гагариной относительно ее нарядов и других мелочей. Гагарина и ее подруги ополчились против Шувалова. И поделом! Он и его братья коварно погубили Никиту Бекетова, который искренне полюбил императрицу. Шуваловы раздобыли где-то отраву и поднесли ему, рекомендуя ее как хорошее притирание для сохранения свежести кожи. Доверчивый Бекетов на свою беду испробовал ее, и все лицо его покрылось гнойными угрями и сыпью. Елизавета, узнав о несчастье своего любимца, даже не смогла заставить себя посмотреть ему в лицо: малейший изъян был дня нее отвратителен.

Императрица уехала в Царское Село на два дня и потом вернулась в Петергоф, а Бекетов получил приказание там остаться под предлогом болезни. Он остался со своим другом – Иваном Елагиным, схватил там горячку, в бреду же говорил токмо об императрице, звал ее и заливался слезами. Вскоре он поправился, вернув себе прежнюю красоту, но остался в немилости, поскольку другой – Шувалов – сумел за то время полностью завладеть сердцем государыни. Вскоре Никита Бекетов отправился на службу в армию.

С каждым днем все пуще влюбляясь в нового фаворита, своенравная императрица Елизавета Петровна задумала удалить со двора Наталью Нарышкину, коя, она знала, совсем недавно нравилась Ивану Шувалову. Брат Натальи, Левушка, обладал яркой харизмой. Помимо его стати, красоты и хорошего образования, он еще имел редкой остроты ум, слыл весельчаком и балагуром. Там, где находился Левушка Нарышкин, сразу становилось легко, весело и радостно. И малые, и старые стремились находиться в его обществе. Что бы он ни говорил, на какую бы тему ни шутил, конец всегда был един: все безудержно хохотали.

Токмо Лев Нарышкин прибыл ко двору, императрица не замедлила передать через него приказание его старшей сестре выйти замуж за никому неизвестного камер-юнкера Сенявина. Нарышкина была потрясена таким поворотом судьбы. Менее всего она ожидала выйти замуж по указу императрицы за человека совершенно ей непривлекательного. Из-за чего? Токмо ради того лишь, чтоб фаворит поскорее забыл ее образ! Никто не ожидал от императрицы подобного преследования. Совсем не по-божески! При дворе и в городах и весях государства около года продолжались пересуды об оном случае. Великая княгиня Екатерина Алексеевна дала себе зарок никогда не поступать подобным образом, понеже злосчастная Нарышкина, выйдя за Сенявина замуж, очень страдала.

Между тем, в период всех оных событий касательно фаворитов императрицы Великий князь подарил Екатерине маленького английского пуделя, коего она давно мечтала иметь. У Екатерины в комнате был истопник, Иван Иванович Ушаков, и ему поручили ходить за оным пуделем. Посему остальные слуги придумали дать собаке имя истопника. Пудель сей сам по себе был забавным животным. Иван Иванович ходил на задних лапках, садился со всеми за стол, где ему надевали салфетку, и очень чисто ел со своей тарелки. В течение дня он никого не беспокоил своим присутствием. Пудель забавлял Великую княгиню и царедворцев в течение полугода. Фрейлины Екатерины Алексеевны токмо и делали, что шили Ивану Ивановичу одежки. Летом Екатерина, вестимо, забрала его с собой в Ораниенбаум. Назначенный камергером Сергей Салтыков, совсем недавно женившийся приятель Великого князя, приехал ко двору с женой, которая полюбила пса так, что и он особливо к ней привязался. Когда она уезжала, ни пудель не хотел от нее уходить, ни она от него. Словом, выпросила Матрена Павловна пуделя Ивана Ивановича, и Великая княгиня не смогла отказать ей. Графиня отправилась вместе с ним в деревню к своей свекрови. Через несколько дней до императрицы донесли слух, что все молодые женщины, враги Шувалова, имеют каждая по белому пуделю по кличке Иван Иванович – в насмешку над ее фаворитом. Государыня сочла оное поведение недопустимым. Ничего не оставалось сделать, как токмо изменить клички собачек, ибо даже с доброй императрицей шутки плохи. Хотя причем тут Шувалов, когда первый пудель был назван в честь истопника?

* * *

В начале того же года при дворе появился посланник венского двора, граф Берни. Великий князь полюбил его и постоянно говорил с ним о своих голштинских делах, о долгах, коими его родина обременена, и о начатых графом переговорах с Данией. Петр Федорович, видя, что далее разговоров дела не движутся, обратился к жене с просьбой поговорить с графом. Великая княгиня решила попробовать, пусть и мало смыслила в голштинских делах. На первом же маскера-де она подошла к графу Берни и заговорила с ним на французском.

– Добрый вечер, граф! Извините, что я вас отвлекаю, но супруг мой Великий князь приказал мне побеседовать с вами о делах Голштинии, касательно обмена ее на Ольденбург.

Граф Берни с готовностью ответил на приветствие и обратился в слух.

Екатерина откровенно сказала:

– Знаете, граф, я молода, и мне не с кем посоветоваться о делах, но мне кажется, что, как наследнику престола, ему должон быть дорог и важен интерес Российской империи. Буде для оного интереса необходимо, дабы Великий князь отделался от Голштинии, и прекратить нескончаемый разлад с Данией, то и тогда дело лишь в том, понеже, сохраняя пока Голштинию, выбрать наиболее благоприятный момент, когда бы Великий князь согласился на оное.

Граф Берни, с интересом слушавший Великую княгиню, тут же согласился:

– Конечно же, для такого решения необходимо прежде всего согласие Великого князя.

Екатерина Алексеевна кивнула головой и с улыбкой продолжила:

– В настоящее время, думаю, как раз такой момент, который сделал бы сей акт и более важным, и более славным для него, и, может быть, более выгодным для самой Российской империи, не настал. Паче того, сейчас он скорее имеет вид явной интриги.