– Буфет – тоже подделка? – расстроенно спросила Ираида Самсоновна.

– Что значит – тоже? – спросил следователь и проницательно на нее посмотрел.

Ираида Самсоновна, в свою очередь, посмотрела на дочь, и та сказала:

– Расскажи про консольный столик.

– Подделка? – догадался Осташевский.

– Вероятнее всего – да.

– Шимаханский хорошо нажился на вашей любви к старине. Впрочем, не только на вашей. А ведь когда-то был уважаемым человеком – искусствоведом, экспертом, кандидатом каких-то наук. А на поверку выходит – обычный жулик.

– К чему вы ведете? – Надежда вернула разговор в начальное русло.

– Разве не ясно?

– Нет. Нам не ясно.

– У вас обеих был мотив для мести Шимаханскому.

– То есть вы считаете, что мы умертвили Шимаханского из-за стола и буфета?

– Если желаете знать, людей убивают за меньшее.

– Ты была права, – сказала Ираида Самсоновна. – Я переоценила этого человека. Он без царя в голове.

– Ценю вашу прямолинейность, – нахмурился Осташевский, – но впредь прошу воздержаться от оскорблений в мой адрес.

– Иначе привлечете? – с вызовом спросила Ираида Самсоновна, и следователь легко согласился:

– Привлеку. Я уверен, что все ваши телодвижения – часть хитроумной игры. Рано или поздно я ее разгадаю.

– В таком случае сделаем так, – Надежда поднялась на ноги, давая понять Осташевскому, что их разговор закончен. – Продолжим диалог после того, как вы определитесь. Пока говорить не о чем. Попрошу вас как можно быстрее отдать на экспертизу содержимое чашки.

– Вы забыли упомянуть про отпечатки… – многозначительно напомнил следователь и тоже встал.

– Не нужно меня запугивать. Я к этому начала привыкать.

– С вашим-то опытом попадать в неоднозначные ситуации… – сказал Осташевский.

– А это как вам будет угодно. Теперь я ухожу, мне нужно работать. Ираида Самсоновна вас проводит.

Платья из ткани с розами получились необычайно красивыми. Это было видно даже тогда, когда они были собраны «на живую нитку» и надеты на манекены. Надежда вымеряла каждый миллиметр прилегания силуэта. Легкие драпировки из шифоновой ткани она формировала вручную, накалывая на манекен булавками. Такая тонкая работа требовала от нее конструкторского чутья и вдохновенья художника.

Валентин Михайлович закончил крой последних изделий. Теперь его усилия были направлены на то, чтобы ускорить пошив коллекции.

В разгар работы Надежде позвонил Козырев:

– Надежда Алексеевна, здравствуйте. Должен сообщить, что коллекцию нужно сдать в администрацию конкурса уже завтра.

Она спросила:

– С чем это связано? Я думала, что у меня есть по меньшей мере еще один день.

– Технические неувязки. Но в чем конкретно дело – не знаю. Просто передаю вам информацию. Надеюсь, вы успеете?

– Постараюсь успеть.

Пообещав Козыреву сократить срок пошива коллекции, Надежда очень расстроилась. Она опасалась, что в спешке сделает много ошибок и упустит самое главное – точность в деталях.

Посоветовавшись с Соколовым, она остановила пошив заказных вещей и посадила всех портних на пошив коллекционных изделий.

Ираида Самсоновна восприняла отсрочку примерок в штыки:

– Я не стану звонить заказчицам!

– Мама! Мне нужны всего сутки, – сказала Надежда.

– Эти сутки сломают весь график примерок. Что, по-твоему, я должна говорить нашим заказчицам? Что ты не владеешь профессией, а я – необязательный человек?

Тем не менее она взялсь обзвонить заказчиц, и с этого момента все силы ателье Надежды Раух были брошены на пошив коллекции и участие в конкурсе. Сама Надежда вместе с бригадой портных и Соколовым осталась в ателье на всю ночь до начала следующего рабочего дня.

Новый рабочий день начался тем, что к Надежде в кабинет явился Филипп и оптимистично провозгласил:

– Перегородку оформили. Мужская закройная готова. Английские кресла пришли. Смотреть будете?

– Сегодня мне не до кресел, – ответила Надежда. – Скажите лучше, что у нас с проектом перепланировки помещений?

– Занимаюсь! – с готовностью воскликнул Филипп, – через неделю получим.

– Прошу вас, не подведите.

– Не подведу!

Как только из кабинета вышел Филипп, туда влетел Астраханский:

– Ты не пришла ночевать. Что случилось?

– Я написала эсэмэску.

– А позвонить не судьба?

– Неужели ревнуешь? – улыбнулась Надежда.

– Как не ревновать, если из твоего кабинета по утрам выходят молодые мужчины.

– Надеюсь, ты шутишь? И если на то пошло – мог бы позвонить мне сам.

Астраханский прошел к ее столу и веско обронил:

– У меня есть для тебя новость.

– Хорошая?

– Пока не знаю. Время покажет.

– Ну, говори.

– Звонил Протопопов. Он был в лаборатории и видел проект заключения по экспертизе осколков твоей кружки.

– Что в заключении?

– В кофейных остатках содержится амлодипин.

Загрустив, Надежда опустила голову.

– Все ясно.

– Это еще не все. На кружке нашли около десятка пальчиков, пригодных для идентификации. Как только Протопопов мне позвонил, я поехал в лабораторию и через знакомого их выудил. Сразу пробил по базе. Помимо твоих отпечатков и отпечатков Шимаханского, есть еще три. Один, я полагаю, принадлежит вашей Виктории. Два остальных – другому человеку…

– Уже знаешь кому? – нервно поинтересовалась Надежда. – Прошу, не тяни!

– Два пальчика принадлежат твоему Тищенко.

– Вот оно как… – Надежда пораженно застыла. – Зачем же он брал эту чашку?

– Например, затем, чтобы выбросить. Скорее всего, он знал, что в кофе были таблетки.

– Значит, убийца – он?

– Не знаю. Но так или иначе он что-то скрывает.

– Тищенко не мог хотеть гибели Шимаханского. С его смертью он потерял возможность иметь свое ателье.

– Тем не менее случилось то, что случилось.

– Как думаешь, что сделает Осташевский?

– Повесит на тебя всех дохлых собак.

– И что делать нам?

– Нужно колоть Тищенко.

Надежда насторожилась:

– Как?