– Отбиваемый ритм, скоротечность прибывающего в нас счастья. Все это жизнь. И если и есть дни, когда стоит задуматься и забыть потом про все плохое, прошедшее в твоей судьбе, промелькнувшее черно белой лентой немого кинофильма. То сегодня именно этот день. День радостного молчания. День понимания своего внутреннего и непохожего ни на что в этом мире содержания. День памяти и скорби. Твой самый настоящий в жизни день. И пускай оттиском правды, промелькнет он в твоем взгляде на мир. И мир озариться этой правдой и ответит тебе снисхождением. И подарит тебе еще миллионы таких дней, таких лет и мгновений. Для жизни, для понимания, для любви.

и, если придется лететь в пустоте,

лететь, чуть задевая своей правдой крыши. Обласкивать шпили домов, огибать флюгера и чердаки. Летать, от того, что летать невозможно. Переплестись с призраками ночи, ощутить на коже запах прохладного рассвета. И за мгновение до момента появления солнца, взмыть на немыслимую высоту. Успокоиться, расслабиться и упасть. Закрыв глаза лететь вниз. Не думать ни о чем. Широко расставив руки в стороны. Ветер причешет твои волосы. И в тот самый миг, когда раскаленный шар выглянет из за горизонта, прильнуть к земле. Но перед этим понять, для чего же ты все-таки летал? Почему тебе спокойно не ходилось по земле? Почему ты всегда смотрел в небо, ища в синеве упокоение и спокойствия? И всегда искал возможности подняться в этот мир. Мир птиц, ищущих и находящих. Не знающих усталости и страха.

А может, стоя на балконе, ты, ненароком увидел. Как там, в высоте, парят такие же люди, как и ты. Без крыльев, без особого колдовства и приспособлений. Они запросто парят там… в синеве, так манящей твое сердце. И когда ты спросишь их, от чего у них ЭТО выходит так просто и незатейливо? Они с легкостью поделятся с тобой своей тайной. Сила их полета, в простой человеческой любви. Ты поразишься!!! Неужели возможно испытывать такое чувство, которое позволит взмыть в небо, без крыльев? Но они только и сделают, что рассмеются и улетят. А ты останешься стоять один. Но с тех пор, видя их, разрезающих небосвод своим счастьем, ты будешь стремиться к небу еще больше. К своему небу. Только своему. И понимание это придет к тебе тут же. Именно то, что небо у каждого свое. И покой в нем у каждого свой. И легкость своя и новый день и ночь и полет. Им легко, но возможно они только играют в жизнь, или играют эту воздушность? Но возможно ли летать играючи, притворяясь? Обманывать время, обманывать силы всемирного тяготения, лететь, презирая законы природы… или все же сквозь любовь и посредством ее же, парить высоко. В своем небе. Своей ночью дыша, свою любовь, лелея в груди, свое, слыша сердце. И писать на его стенах, как на скрижалях…

….бывает, что от жизни очаровательно испытываешь разочарование. Словно капля, встревожившая нетронутую гладь воды, своим беспокойством. Резонанс этих очарований, еще долго скользит кругами по спящему моему разуму. Опасно натягивая материю души, завиваясь в складки и щекоча нервы. И не как редким цветком, а как полынью, поросшей даже в пыльной и сухой канаве. Так же и очаровываюсь тобой, моя Герда. И вкус от этого на губах, и боль от этого в утробе. Очаровываюсь глупостью, поразительному, всему, что в тебе, не находя объяснений – очаровываюсь, бессмысленными словами. Глазами твоими, не дарящими взгляда. Пустотой.

Ни те мы люди, что – бы судить о чем то. Красиво рассуждать или молча сочувствовать. Ведь самое главное это видеть чудо. И оно постоянно окружает нас. Везде. И даже теперь в этой пустоте. Мне вдруг стало удивительно спокойно. Я как то мог представить себе мир без себя. Но вот представить себя без мира?! Но где он мой мир?

Вот он, на кончиках моих пальцев. И я ощущаю его. Влагу протекающих вод по иссохшему руслу рек. Сухость пустынь и зазубренность гор. Я слышу его. Гул птичьих стай, рев водопадов и тишину арктического безмолвия. Я вижу его. Зелень сумрачной тайги, пашни и низины, омуты болот и песок пустынь. Я вкушаю его. Его песок скрипит у мня на зубах. Песок ли это времени? Пыльца ли это с ангельских крыльев? Кто скажет? Кто осудит?

Вдох, и мир просыпается в надежде жить. И в надежде этой таиться великая тайна и простота. Тайна в том, что все устроено сложно и неповторимо. Простота в том, что все устроено просто и открыто. И все, все чудесно.

Выдох, и ночь поглощает мой мир. И только для того что – бы пришел новый день. Дарящий новое чудо.

Я убил любовь. Я убил мой мир. Прав был Сидоркин, все мы правы. В большей или меньшей степени. Все мы в свете люстры, делаем что хотим. Верим в то, что видим. А видим только то, что хотим. И, что хотим то и делаем. И найдется ли среди нас тот, кто просыпаясь с благодарностью кланялся тому чуду что окружает его? Во всем многообразии мира, в холоде, жаре, в сырости да плевать где, все пытаются понять меня. Попытайтесь понять почему вы есть? Для чего вы есть? Для того же и я. И мне очень жаль что вы не понимаете меня. Вот небо, и для вас и для меня оно одно. И миллионы лет пройдет и оно таким же и будет. С летающими по нему кошками и людьми. И вы. И я. И мир.

В этот момент я и увидел ее. Она сидела на моей лавочке и ворошила опавшие листья. Я подсел к ней аккуратно и улыбнулся.

– Привет, – сказал я.

– Тебя не было, целую вечность, – ответила она.

– Я здесь, я с тобой.

– Мир ты уничтожил, но и рая не построил, – тихонько сказала Герда.

– В таком мире рай не нужен, – ответил я, – он и создавался как рай, это мы его упокоили. Опустили ниже плинтуса.

– Мы? – она повернулась ко мне. Она все так же была прекрасна. Правда цвет ее глаз изменился. Теперь стал преобладать изумрудный оттенок, скорее малахитовый. Я, как когда то мама маленького Кришны, заглянувшая в его рот и узревшая там все миры и вселенные, посмотрел в эту зелень. И меня снова понесло. Я увидел мой город. Увидел тот самый трамвай, и понял что это мой последний день в жизни. И я стоял на этом перроне и я знал чем все закончится. Но я стоял. Мне было все равно. Маленький мальчик, который все и про всех знает. Какое же это счастье, какое же это горе.

– Ты опять убиваешь меня, – сказал я.

– Прости, – она, провела своими пальцами по моим губам и улыбнулась, – прости меня пожалуйста. За этот ад, за то что была против тебя. За то что не поняла самого главного, хотя и догадывалась. И опять я обманываю самою себя. Конечно я знала. Еще тогда, на корабле, когда мы танцевали танго.

– Может начнем все с начала?

– Ты думаешь у нас получится?

– Если я скажу это, то обязательно получится, – уверил я.

– Скажи.

– Я тебя люб..

– Постой, – она прикрыла мои уста своей ладонью, – а ты не боишься что все получиться снова…

– Как?

– По дурацки, что ли, – попыталась объяснить Герда, – все эти люди, с их проблемами высосанными из пальцами. Все эти войны, слезы, болезни, кладбища. Мусор, грязь, дождь…

– Дождь, а что плохого в дожде? Просто я хотел написать роман, а он оказался повестью. И человек, в любом его исполнении, всего то …человек. Вот он смотри, спит и нет у него не стыда не совести.