Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорошо, – кивнул обряженный во фрак с бабочкой представитель обслуги и проинформировал: – Относительно счёта не беспокойтесь, он будет оплачен организационным комитетом фестиваля.
Халява – это хорошо, только не забыть бы о чаевых, всё-таки это святое. Официанта ловить не буду, просто оставлю десятирублёвую купюру на столе.
– Хорошо вам с Данькевичем, а я вот на диете, желудок берегу, – пробурчал Утёсов, доедая парную котлету. – Ни поесть как следует, ни выпить… Ну да тебе, я тоже, гляжу, с режимом не до выпивки. Тренируешься?
– В Москве тренировался, вернусь – снова приступлю. А в Ленинграде, думаю, не до этого. Так я сюда не надолго, на несколько дней, после фестиваля сразу домой.
– А что будешь исполнять на Дворцовой?
– Есть у меня кое-какие варианты… Новые вещи, их ещё никто не слышал.
– Заинтриговал! Ладно, потерплю до генеральной… А я буду петь «Раскинулось море широко» и «Армейская юность моя». Как раз в тему – море и Великая Отечественная.
– А у вас же ещё есть в репертуаре «Бомбардировщики»…
– Да я уже думал, только двусмысленно получается. Их же, эти караваны, как раз и бомбили фашистские асы, могут не так понять.
Принесли мой заказ, и я не торопясь приступил к трапезе. Когда расправлялся с копчёным языком, саксофонист из оркестра объявил в микрофон:
– Дорогие друзья, сегодня в нашем ресторане гостит народный артист СССР Леонид Осипович Утёсов!
Раздались аплодисменты. Утёсов, якобы с некой неловкостью, чуть приподнялся и изобразил намёк на поклон.
– В честь дорогого гостя позвольте исполнить песню «Мишка-одессит». Поёт Виталий Белоусов.
Импозантный исполнитель в белом костюме занял место у микрофона и в ближайшие несколько минут под аккомпанемент оркестра вполне прилично исполнил один из хитов Утёсова, но неподражаемый тембр Леонида Осиповича воспроизвести даже не пытался.
Утёсов первым принялся аплодировать, тут же подхватили остальные посетители ресторана, включая иностранных гостей, среди которых я разглядел парочку негров. Тут меня словно кто за язык дёрнул.
– Извините, конечно, но, может, на песне «Раскинулось море широко» в качестве аккомпаниатора лучше подошёл бы баянист?
– Данькевич за роялем любого гармониста за пояс заткнёт, да, Костя? – хохотнул Утёсов, хлопнув друга по плечу.
Тот немного поморщился, но выдавил из себя улыбку:
– Лёня, ты преувеличиваешь мои возможности.
– Нет, это ты преуменьшаешь! Да что там, мы прямо сейчас и исполним.
– Лёня!..
Давай-давай, давно в ресторанах-то не играл? А я вот хочу вспомнить боевую молодость. Хватит жевать, ты прямо как из голодного края, всё никак не наешься. Двигай за мной. – И этаким ледоколом Утёсов двинулся к сцене, где музыканты устроили себе небольшую паузу.
Данькевич обречённо поплёлся следом, и я невольно ему посочувствовал: так и не дали человеку доесть кулебяку. Леонид Осипович о чём-то пошептался с саксофонистом, в котором я угадал руководителя оркестра, и тот объявил:
– Дорогие друзья, Леонид Осипович решил, как он сейчас выразился, тряхнуть стариной и исполнить песню «Раскинулось море широко» со своим аккомпаниатором, народным артистом Советского Союза Константином Данькевичем. Поприветствуем, товарищи!
Зал взорвался аплодисментами, а я с интересом стал наблюдать, как немолодой Утёсов и ещё более немолодой Данькевич вскарабкиваются на сцену. Один занял место у микрофонной стойки, а второй – за роялем, после чего Константин Фёдорович заиграл проигрыш к поистине народной песне. А дальше запел Утёсов, и это было реально круто! Вроде бы и негромко пел, но так прочувственно, что сразу же захватил внимание всего зала, включая иностранных гостей, даже официанты замедлили свой бег, кидая взоры в сторону сцены. Я тоже заслушался, на время позабыв о наполовину съеденном мясе на углях. Нет, всё-таки харизма – великая вещь, глыба – она и есть глыба, даже если у неё иногда отвратительный характер.
Закончив петь, Утёсов и его аккомпаниатор под рёв публики раскланялись и неторопливо вернулись за свой столик.
– Ну как? – поинтересовался у меня не без доли самодовольства первый народный артист СССР в жанре эстрады, – есть ещё порох в пороховницах?
– Есть, Леонид Осипович! Даже завидую вашему мастерству так держать зал.
– Это тебе не два притопа, три прихлопа, как в ваших новомодных песнях, тут нутром поёшь, кишками, так что рано нас ещё в утиль списывать. Да, Костя?
– Ага, – кивнул тот, запихивая в рот последние крошки кулебяки.
Через пару минут Утёсов и Данькевич откланялись, оставив чаевые, а я продолжил трапезу. Но когда перешёл к десерту, к моему столику подсел мужчина средних лет, весьма презентабельного вида.
– Простите, месье, что мешаю вам принимать пищу, – извиняюще улыбаясь, с лёгким грассированием произнёс он, – но я вижу, что вы уже заканчиваете, а потому не смог удержаться…
– А вы француз? – изобразил я из себя «Капитана Очевидность», вытирая губы салфеткой.
– Совершенно верно! Позвольте представиться: Франсуа Лурье, собственный корреспондент ежедневной коммунистической газеты L’Humanité в Советском Союзе.
Моего скептицизма сразу поубавилось. После негативного опыта общения с иностранной прессой в лице Джонатана Хэмфри я к подобного рода публике относился настороженно, особенно к представителям иностранных СМИ. Но журналист прокоммунистического издания вряд ли будет гадить известному советскому футболисту и музыканту. Хотя, может, он просто представился собкором L’Humanité, а на самом деле какой-нибудь провокатор?
Словно прочитав мои мысли, Лурье извлёк из внутреннего кармана пиджака свое удостоверение.
– Это чтобы не было никаких недомолвок, – улыбнулся он. – Я в курсе, что когда-то наш английский, скажем так, коллега вас едва не подвёл…
– Это ещё мягко говоря, – в свою очередь усмехнулся я.
– …Поэтому спешу вас заверить в своей к вам полной лояльности. К тому же я аккредитован на фестиваль, который буду освещать для французов на страницах своего издания.
На свет появилось ещё одно удостоверение – маленькая картонная копия виденной мной у метро афиши, где внизу стоял золотистый оттиск PRESS.
– Егор, вы одно из главных украшений этого фестиваля, и если вы не против, то я хотел бы взять у вас интервью.
Уф, хорошо, что Утёсов уже срулил, иначе дело могло бы закончиться скандалом. Нет, Леонид Осипович, конечно, не стал бы бить тарелки и орать, что это у него надо брать интервью, а не у этого двадцатилетнего сопляка и выскочки, но обиду точно затаил бы. А мне и прошлого раза хватило: попадись я тогда Утёсову под горячую руку…
Так что вроде мне ничего не мешает удовлетворить просьбу журналиста, придерживающегося левых взглядов. Разве что смущает взгляд вон того неприметного с виду человека, внешностью напоминающего молодого Путина, в одиночестве сидевшего за угловым столиком с раскрытым в руках свежим номером «Правды». Относительно его ведомственной принадлежности у меня не возникло никаких сомнений.