Одно только не нравилось Аой в бандитском лагере — всякий раз сначала с самим господином Куэмоном ложиться приходилось, а потом уж парней его принимать. Нет, вообще-то больше чем на несколько минут предводителя бандитов не хватало — стоило Аой раз-другой застонать, якобы от наслаждения великого, тут ему конец и приходил! (Странно — такой сильный, крепкий, а как до этого дела доходит, так поди ж ты!) Нет, насчет ублаготворения господина Куэмона Аой особо грустных чувств не испытывала. Возмущало другое — этот мерзавец не желал ей платить! Так и заявлял — это, мол, она вроде как налог платит на право заниматься своим ремеслом с ребятами из его шайки!

Аой выпрямилась. Поизящнее перевязала красный пояс на своем кимоно. А потом засунула старую одежку в корзину, прикрыла тканью, изобразила на лице прельстительную улыбку и скорым шагом прошла оставшиеся несколько сот метров до маленькой лощины, где разбили лагерь вольные молодцы знаменитого господина Куэмона.

Предводитель разбойников, протирая глаза, вышел из шалаша, служившего ему и домом, и военным штабом. По обычаю одетый лишь в набедренную повязку, он широко ухмылялся и почесывал солидное брюхо. Вечно ходил господин Куэмон полуголым, очень уж гордился шикарной своей татуировкой — огромным ярко-голубым китайским драконом, наколотым на плечах и спине. Татуировка — самое что ни на есть замечательное украшение для тела бандитского, кто ж этого не знает! А рост у господина Куэмона высокий, мускулы сильные, так и перекатываются под кожей, и по лагерю он расхаживает неторопливо, чуть вразвалочку, пригнувшись вперед, точно носильщик паланкина под тяжкой ношей.

Привычка — вторая натура! Мало кто знает, но отец господина Куэмона именно носильщиком паланкина и был, да и сын его в первые двадцать два года жизни своей тем же ремеслом занимался. В буквальном смысле по пятам батюшки следовал — тот за передний шест паланкина держался, а Куэмон — за задний.

В паланкинах часто переносили всякие товары, а еще чаще — людей. Носильщиков — всегда двое. Каждый взваливает на плечо свой конец длинного тяжелого шеста. А посредине шеста маленькая платформа на крепких веревках подвешена. Заплати малость, садись на платформу эту — и сиди себе, наслаждайся, покуда носильщики бредут своей знаменитой разлапистой походкой, везут пассажира, куда ему надо. Вроде и не торопятся, а скорость отличную развивают! В здешних краях горных, где всякая дорога приличная едва не чудом кажется, в паланкине передвигаться — самое милое дело. И удобнее, чем в коляске, и уж всяко дешевле, чем на лошади.

Ну вот… Коли жизнь нормально шла б своим чередом, так бы Куэмону носильщиком до самой смерти и оставаться. Но когда ж это в Японии жизнь нормальным чередом шла? Сначала триста лет князья, как звери, резались, в глотку друг другу вцеплялись. Только война приутихла — славный и могущественный военачальник Ода Нобунага за объединение страны взялся, едва в этом не преуспев. Не успели прикончить Оду — так один из его генералов, человек-легенда по имени Хидэёси, собрался с духом и, действуя когда силой, а когда и дипломатией, Японию таки объединил. А самое поразительное — все знали: родом тот Хидэёси из самых что ни на есть простых крестьян! Вот уж урок, который Куэмон на всю жизнь запомнил: там, где опускают руки благороднорожденные князья, вполне может добиться успеха умный и смелый крестьянин.

Куэмон полагал, что и его боги ни умом, ни отвагой не обделили. Сражался он отменно, люди за ним шли, точно завороженные. Плюнул он на ремесло носильщика, подался сначала в наемники, а после и в вольные молодцы. И надо заметить, ни разу о сделанном выборе не пожалел. Вскорости был у него под началом целый отряд смелых парней, а уж жилось ему, верно, в тысячу раз лучше, чем самому что ни на есть преуспевающему носильщику паланкинов!

Помер великий Хидэёси. С тех пор власть в стране стал медленно, но верно прибирать к рукам хваткий, дальновидный Токугава Иэясу, вдове же и наследнику Хидэёси только и оставалось, что прятаться за толстыми стенами Осакского замка. И полагал Куэмон: как только сумеет добраться Иэясу до сына Хидэёси, убьет его. И правильно сделает. Куэмон и сам бы так поступил.

Но как ни хорошо понимал Куэмон образ мыслей и действий Иэясу, осознавал и другое: они с новым правителем земли Ямато — совсем из разного теста люди. Иэясу — не крестьянин, а аристократ, притом весьма высокородный. На словах-то он воинской простотой и суровостью восхищается, а на деле, слыхивал Куэмон, выкапывает где-то документы, из коих следует, что связан род Иэясу с первым из родов Японии — самими Фудзивара! Это-то и убедило неглупого Куэмона окончательно: дни крестьян, выбивающихся в князья да генералы, сочтены. Как пришло это времечко ненадолго, так и уйдет, стоит только Токугаве по-настоящему к власти прийти. Ведь не зря он набивается в родню к Фудзивара: представители рода этого издавна имеют законное право сёгунами японскими становиться. Вот Иэясу, значит, по-тихому и подкатывается, старается — явно нацеливается сам древний титул сёгуна принять. А Хидэёси низкорожденному не видать было звания сёгуна, как своих ушей, — хоть и был полноправным властителем страны, хочешь не хочешь, а удовлетворился куда менее значимым титулом тайке.

Ну да плевать на то Куэмону. Главное — его парни его не как-нибудь, а господином величают. Его такое звание очень даже устраивает. Предводитель шайки знаменитой — он и мечтать о таком положении не смел, когда вместе с отцом паланкины таскал.

— Эй, кто-то идет!

Звонкий голос Хачиро разорвал мирную тишину лагеря, все головы резко повернулись в одну сторону, все бандиты напряглись, дожидаясь, когда Хачиро сможет разглядеть пришельца. Вообще от мальчишки в шайке толку немного было, и недавняя его трусость во время встречи с самураем, зарубившим двоих ребят Куэмона, — лучшее тому подтверждение. Но по мелочи паренька использовать вполне можно: на стреме постоять, на разведку сходить, приказ либо послание, куда следует, передать, лагерь посторожить…

Проклятый самурай! Выскользнул, сволочь хитрая, из ловушки Куэмона! Но ничего, еще не вечер. Предводитель бандитов горных — человек терпеливый, он подождет, а рано или поздно представится другая возможность с гадом разобраться.

— Это Аой наша!

Куэмон улыбнулся. А, потаскушка местная! Хорошенькая, стерва. Сначала Куэмон ее силком с собой спать заставлял, а платить и не думал, но теперь все изменилось. Красотка от него без ума, занимается с ним любовью с превеликим удовольствием, слепому ясно. Он выпятил грудь, просиял и с радостной улыбкой стал ждать, когда же Аой доберется наконец до лагеря.

Идут, громыхая, войска.

Темнеет в глазах

От клубов черного дыма…

Следующим утром усталая, но изрядно разбогатевшая Аой покинула лагерь бандитов. Вскорости Куэмон собрал своих людей. С тех пор как путник, оказавшийся самураем, запросто убил двух бандитов, разбойники больше не желали выходить на промысел по двое, по трое. Теперь они желали держаться вместе. Сам Куэмон считал, что нападать всем скопом и трусливо, и непрактично, однако у него хватало ума держать свои соображения при себе. Ничего, пройдет несколько недель, и страх, порожденный нежданной гибелью двух товарищей, исчезнет. А то и еще проще — прикончат они самурая, и все. В любом случае жизнь вернется в привычную колею.