– Но кто-то мог его взять, воспользоваться, чтобы вывести Кирилла, и потом положить на место, – заключил Влад.

– Я почти уверен, что это сделал Шмелев, но доказать не могу. Вот на кой черт ты мне его подсунул, а?

– Из лучших побуждений, – серьезно заверил Влад. – А почему ты думаешь, что это он? Просто потому, что у него была возможность?

– Это очень серьезный довод, да. Но дело не только в этом. Он как-то связан со всей этой историей. Он работал в лагере, ты знал об этом?

– Понятия не имел. Я вообще встречался с ним всего один раз в жизни. Как раз в тот день пришел на первую консультацию.

– А саму историю лагеря уже разнюхал? – в интонациях Соболева промелькнула надежда, что показалось еще более странным. – Куклы, убийство – вот это все?

– Да, – настороженно подтвердил Влад, не зная, чего ожидать дальше. – Это есть в открытых источниках.

– Прекрасно, значит, не придется рассказывать. В общем, у Шмелева этого дома огромная коллекция кукол. Просто вся спальня ими забита. Странно, согласись, для взрослого мужика?

– Ну… Бывают и более странные коллекции…

– Да, но я не верю в такие совпадения. А еще в кровати Пронина лежала кукла. Кукла-мальчик. Сечешь? Как в той легенде про детей, исчезающих ночью.

Влад помолчал, обдумывая услышанное, а потом не удержался от вопроса:

– Почему ты мне все это рассказываешь? Обычно ты не особо любишь делиться информацией. Особенно в таких деталях.

В трубке снова послышался вздох.

– Потому что Ярослав Бойко почти наверняка мертв. И, возможно, его убийца увел второго парня прямо у меня из-под носа, чтобы добить, а я ничего не могу сделать. Шмелев уверяет, что он тут ни при чем, а мне нечего ему предъявить, кроме своих догадок, а их, знаешь ли, к делу не подошьешь. Нужно что-то материальное, что свяжет его с исчезновением ребят. Например, запись, о которой ты говоришь, если он там попал в кадр. Или тело, на котором обнаружится ДНК убийцы. Или живой Кирилл, который даст показания. Что угодно. Мне плевать, ворожишь ты там как-то или получаешь информацию другим способом, но если у тебя что-то появится, я хочу, чтобы ты мне сразу сообщил.

– Сделаю все, что смогу. Если у меня что-то получится, ты будешь первым, кто узнает.

– Спасибо. Мы пока отпустили Шмелева, следим за ним, может быть, он приведет нас к парню, если тот еще жив. Или хотя бы к его трупу, как тот директор лагеря… Волков, кажется.

Влад хотел поделиться своими соображениями на этот счет, но в последний момент передумал. Едва ли Соболев готов сейчас внимать версии, по которой нечто другое убило мальчика в восемьдесят восьмом. Вместо этого поинтересовался:

– А ты не в курсе, что случилось в лагере в две тысячи восьмом, перед вторым закрытием?

– Нет, а что там случилось?

– Пока не получается выяснить. Есть только упоминание одного человека, что там что-то произошло, но он не хочет рассказывать детали. Попробуешь выяснить?

– Попробую. Шмелев работал там до второго закрытия. Если окажется, что происшествие связано с ним, это может помочь.

На том они и попрощались. Влад сразу набрал номер приемной Шмелева и после долгих переговоров и уговоров с обещанием двойной оплаты добился записи на прием на следующий день. Он сомневался, что Шмелев – убийца. Человек с такими влажными ладонями и одышкой не походил на маньяка, но если он работал в лагере до закрытия, должен знать, что там произошло. Полиции он вряд ли расскажет, а больной на голову слепой бывший бизнесмен, пришедший к нему еще до всех событий, едва ли вызовет подозрения.

Через какое-то время ненадолго заглянула Юля: отчиталась о том, что вызвать Алекса на откровенность не удалось. Она явно была огорчена ссорой с Галкой и упомянула, что та очень странно вела себя перед уходом, как будто кукла чем-то напугала ее. Влад быстро понял, что кукла просто пугает саму Юлю, и предложил:

– Если хочешь, можешь отдать ее мне, пусть пока здесь полежит.

Она помолчала, видимо, обдумывая предложение, и в итоге отказалась. Пояснять причины не стала: то ли убедила себя, что глупо бояться старой игрушки, то ли посчитала, что слепой Влад окажется более уязвим и беззащитен перед куклой-убийцей, и решила не подставлять его.

После ее ухода Влад остался наедине с собой и полным отсутствием каких-либо планов на вечер. Он редко бывал по-настоящему чем-то занят, с трудом находя пересечения между тем, что все еще было ему доступно, и тем, что ему нравилось делать. Чаще просто убивал время от одного более или менее интересного события до другого.

Чтобы не сидеть в тишине, Влад поставил диск с ненавязчивыми, преимущественно инструментальными композициями, которые не отвлекали, и устроился за письменным столом с простым карандашом в руке и листом бумаги. Попытался выбрать, на каком вопросе стоит сосредоточиться: «Где искать запись ребят?» или «Где искать Кирилла Пронина?». Первое казалось более интересным и полезным для расследования, а второе – более важным чисто по-человечески.

Необычный дар проявился у него примерно год назад, но он до сих пор плохо понимал, как тот работает. Первые свои наброски Влад делал неосознанно, даже не мог вспомнить потом, где и когда достал клочок бумаги и ручку или карандаш. С тех пор, как привык к этому явлению, стал держать под рукой блокнот или стопку листов и набор хорошо заточенных карандашей. Иногда специально вытаскивал все необходимое, даже когда не ожидал, что что-то нарисует. Часто ничего и не происходило.

Рисунки «по заказу» – в ответ на какой-то вопрос – удавались и того реже, но все же случались, и сейчас Влад надеялся именно на такой, отчаянно желая продвинуться в этом загадочном деле.

Момент, когда рассеянное постукивание кончиком карандаша по листу бумаги в такт мелодии превратилось в уверенное, быстрое нанесение штрихов на его поверхность, он как всегда пропустил. Отвлекся, погрузился в невеселые мысли, захлестнувшие вместе с эмоциями музыкальной композиции, а потом уже почувствовал, как пальцы слегка покалывает от напряжения. В такие моменты он почти переставал ощущать руку частью себя. Она казалась чужой.

Внезапный звонок в дверь заставил его вздрогнуть, но Влад не попытался отложить карандаш, чтобы открыть. Да он и не смог бы. Лишь когда звонок повторился и прозвучал более настойчиво, наваждение отпустило, да так резко, что кончик карандаша хрустнул, ломаясь.

Сделав глубокий вдох, Влад сжал пальцы, к которым вернулась чувствительность, в кулак, потом расслабил их и только потом поднялся из-за стола. Звонок прозвучал уже в третий раз. Влад надеялся, что по какой-то причине Юля решила заглянуть снова, но в глубине души понимал, что это не так: не стала бы она звонить так настойчиво.

Знакомый запах духов, защекотавший нос с открытием двери, подтвердил это предположение.

– Таня? – удивленно уточнил Влад. В личном общении он всегда называл ведьму Аглаю ее настоящим именем.