– Что пишут? – отвлек меня Максим Годарев.

От неожиданности я дернулся, и на пожелтевший лист плюхнулась капля жира с шампура.

И правильно. Нечего читать за едой. А то и мясо остынет, и письмо вконец угваздаю.

Я быстренько прожевал кусок и ответил:

– Да все то же, Максим Нилович. Много больных, плохо с провиантом, телеги в грязи ломаются, а чинят в первую очередь личный офицерский обоз. Армия до сих пор не дошла не то что до Митавы, а даже в Риге еще собраться не может. Бардак там у них.

– Бардак, – согласился Годарев, – до сих пор радуюсь, что нам там зимовать не пришлось.

– А если там бардак – так чего ж мы здесь стоим? Может, если бы туда пришли – так хоть обустроили лагерь для всех, помогли бы…

– По работе соскучился, Жора? – ехидно спросил подошедший Ефим.

Я усмехнулся.

– Ну, не то чтобы прям совсем соскучился. Но как-то не очень понятна логика главнокомандующего.

Ефим развел руками.

– Чего ж непонятно? Все очень даже разумно. Бардак, Жора – он, знаешь ли, заразен. И если мы туда придем – мы не то что их от бардака исцелить не сможем, а очень даже сами в том бардаке утонем. Так-то вроде кто-то из генералов хотел нас в Ригу отправить? Ну, в прошлом письме тебе что-то такое писали, помнишь?

– Угу.

– Ну вот. А генерал Лопухин грудью встал. Мол, у нас сейчас всего три полка боеспособных есть, случись что – будет кому воевать. А так вообще никого, все будут в грязи и в простудах.

– Не совсем так, Ефим, – вмешался в разговор ундер-офицер Фомин.

– А как по-твоему?

– Мы зачем форпосты выставили, как думаешь?

Ефим пожал плечами.

– Ясно зачем. Для порядку.

Фомин кивнул и указал на меня пальцем:

– И чтобы шпионов не пропустить.

Все замолчали и с любопытством уставились на Фомина.

– Ну не томи уже, Александр Степанович! Поясни для совсем дремучих! – прервал затянувшуюся паузу капрал Смирнов.

Фомин довольно улыбнулся и помахал в воздухе шампуром:

– Поясню, чего ж не пояснить. Вот смотри. В штабе армии сейчас запросто крутится штатская девица, болтает обо всем с генералами и о том пишет своему знакомцу за тридевять земель. Ровно так же по всей Риге ходят жены и домашние офицеров, прислуга и друзья, а из-за дождей все они изнывают от скуки и вовсю сплетничают. Так?

– Ну, – неуверенно ответил кто-то, – и что?

– А то, что все прусские шпионы, которых Жора не успел поймать, – совершенно уверены в том, что рижская часть армии не может не то что воевать, но даже и в поход выступить. А другой армии будто и нету. А значит, ихний, прусский генерал, сейчас запросто может ударить малыми силами, совершенно не опасаясь быть разбитым.

– Куда ударить-то?

Хм… интересная мысль. Что-то такое в письме мелькало…

– Ковно.

Все повернулись ко мне.

– Мария Абрамовна писала, что штаб опасается удара прусского генерала Левальда на Ковно. По первой траве ожидали выступление его конницы.

Фомин снова указал на меня пальцем.

– Вот так. Этот ихний… Как ты его назвал? Левадий? В общем, если вдруг он придет на Ковно и выставит заслон на север, от Риги – то с востока тут же придут три наших полка, а из Динабурга выступит генерал Румянцев со своими гренадерами и кавалерией. Генералы – они, знаешь ли, ничего просто так не делают. Это вам, братцы, не абы что. Это стратегия!

– Стратегия – оно, конечно, понятно, – проворчал Ефим, – только генералов много и всякий свою линию гнет. Так послушаю, что люди говорят… То одни, то другие… И мне порой казаться начинает, что один только генерал Лопухин о России думает. Остальные же только свои интриги интрижат да друг на дружку свои ошибки спихивают. Вот, спрашивается, если надо Ковно защищать, то почему мы его отсюда защищаем, а в само Ковно не идем?

Я посмотрел на письмо.

– Там это… Мария Абрамовна, вон, пишет, что какой-то там Понятовский обещал зимой магазины для армии заготовить. И не заготовил. Пока до Ковно дойдем – или голодать начнем, или придется местных на провизию трясти.

– Много ты сейчас с деревенских натрясешь, по весне-то! – буркнул капрал Смирнов. – Они сами сейчас, небось, последнее из амбаров выскребают.

– Вот. Сами все понимаете, – довольно улыбнулся Фомин, – если этот Левит…

– Левальд, – поправил я, махнув в воздухе письмом, и получил тычок в бок от Ефима. Не перебивай, мол, старшего.

– В общем, если этот Левит нападет на Ковно – его армия будет впроголодь стоять. А наши полки – свежие, с хорошим запасом. Опять же, думаю, твоя Мария Абрамовна не просто так тут на карете каталась. Докладывала генералу, в каком состоянии полк да как двигается. И видишь, как оно получилось – увидела княжна наш самый удачный марш. Сотня верст за три дня, да еще в пост! А еще говорят, что вологодцы и пермяки тоже не оплошали.

– Ну, то, что мы так лихо марш отмахали – это надо псковичам спасибо сказать, – рассудительно произнес Максим Годарев, – у нас-то провиант в сухарях, а не в муке. И возить легче, и готовить. А там, в Дерпте, где столько пекарен наберешь, чтобы хлеб испечь да на сухари сразу пересушить? Так что легкий обоз – то не потому, что мы такие лихие, а потому что с зимовьем повезло. Ну и полковой квартирмейстер у нас – голова, тут не отнять. Всех офицеров в кулаке держит, никто себе лишнего в обоз не взял, весь хлам там, с третьим батальоном оставили.

– А чего вдруг Лопухин племянницу свою послал разведывать? Ему что, полковники рапорта не шлют?

Сидящие у костра расхохотались в голос.

– Ну ты как маленький, Жора! Какой командир про свой полк в рапорте что-нибудь плохое скажет? В рапортах да на бумаге у каждого – уж будь уверен – все солдаты как чудо-богатыри, и все в лучшем виде, только пришлите еще денег да амуницию, да скота какого-нибудь на прокорм, да не водите нас никуда, мы тут и так неплохо обустроились. Потому хороший генерал обязательно должен как-то еще новости узнавать, а не только через рапорты. Вот ты, к примеру, на письма княжны ответы пишешь?

Я вдруг покраснел. Так она что, это… Да нет же, вон как красиво пишет. Что, мол, рассказы ей мои интересны и ни разу не скучны, потому что мой французский язык ей приятен, пишу не как во французских книгах, а будто прямо перед ней стою и лично все говорю. Что, мол, ей нравится такие вот упражнения в языке, живые да с простыми оборотами, без всяких там книжностей. Особенно приятно, что я пишу ей о бытовых вещах, о которых во французских романах никогда не напишут, а значит, и в языке упражняться через романы возможности нет.

Вот же блин горелый!

– Да ты не красней. Пиши, конечно. Черкасские нашему полку много чего хорошего сделали. Да и генерал Лопухин – он такой, ему не вредно побольше знать.