– Здесь, в Бермондси.

Она записала название на обратной стороне конверта и обняла меня. От нее пахло скандинавским лосьоном после бритья. Ларс разнес его запах по всей ванной – запах сосновых шишек, лаванды и моря.

В десять часов я вышла из дома, намереваясь навестить Уилла. К этому моменту он наверняка уже вышел из наркоза и теперь пытается бороться с болью.

* * *

Когда я открыла дверь подъезда, увидела Бернса. Он дымил призрачной сигаретой: в холодном воздухе плыли горячие клубы его дыхания.

– Доброе утро, Элис. Мои соболезнования по поводу вашего брата, – сказал он, сверля меня глазками из-за толстых стекол очков.

– Что вам от меня нужно, Дон?

– Вы слишком хорошо меня знаете. – Его крошечный рот скривился улыбкой. – Я хочу, Элис, чтобы вы кое с кем познакомились.

– Сегодня суббота, Дон. Или для вас не существует выходных?

– Пока что отменены, – заявил он, протискивая тушу в машину.

Интересно, подумала я, Альварес уже доложил шефу о наших поцелуйчиках? Как ни крути, а это еще один фрагмент моей и без того сложной сексуальной истории. Вскоре мы свернули на Тауэр-Бридж-роуд. Бернс молчал, зорко глядя на дорогу.

– Ваш брат еще легко отделался, – наконец произнес.

– Вы шутите. Ему предстоит провести несколько месяцев в гипсе, а потом учиться ходить заново.

Я могла бы спорить и дальше, но не видела смысла. На Тауэрском мосту наша машина застряла в пробке. Зато я полюбовалась одним из моих любимейших видов Лондона.

Темза изгибалась влево, к зданию Парламента, но сегодня никаких бликов, никаких солнечных зайчиков – лишь огромная туша грязно-коричневой воды с извивающимися сухожилиями течений.

– Ему повезло в том смысле, что с ним больше ничего не сделали, – добавил Бернс, нависая над рулем.

– Что-то я плохо вас понимаю.

– Есть свидетельница, – сообщил он и испытующе посмотрел на меня. – Она видела, как вчера ближе к вечеру к ее многоквартирному дому в Стокуэлле подъехала машина, из которой вышел какой-то тип. Затем он вытащил с заднего сиденья вашего брата, бросил его рядом с мусорными баками и укатил прочь.

– Сукин сын, – пробормотала я.

– Правда, эта корова не догадалась записать номер. Не иначе как перетрусила.

Бернс направлялся прямиком к Ист-Энду. Помню, в детстве мне всегда говорили никогда не ходить туда одной, потому что там и среди бела дня могут ограбить или даже пустить пулю в спину.

В наши дни Уоппинг-стрит уже не соответствует былой сомнительной репутации. Бандитские притоны и темные закоулки уступили место магазинчикам вкусной еды, многочисленным риэлторским конторам и ресторану «Пицца Экспресс».

Я закрыла глаза и постаралась осмыслить то, что сказал Бернс. Кто-то столкнул Уилла с крыши здания, затем засунул его на заднее сиденье машины и бросил на автостоянке, и это в холодный день, когда в любую минуту мог пойти снег. У меня в голове не укладывалось, зачем кому-то понадобилось доставлять моему брату такие страдания.

– По крайней мере, это значит, что Уилл ни в чем не виноват, – сказала я.

– Кто знает, вдруг их целая банда, – ответил Бернс, не решаясь посмотреть мне в глаза. – Посмотрим, что он нам расскажет, когда придет в себя.

Спорить бесполезно. Начни я возражать, Бернс упрется рогами в стену, и тогда его не переубедят никакие доводы.

Мы ехали по лабиринту узких симпатичных улочек, уставленных крошечными «Смартами» и «Приусами»: обеспеченные парочки вносят вклад в спасение планеты[43]. Берс остановил машину рядом с бывшей фабрикой Викторианской эпохи, которая резко выделялась на фоне соседних зданий.

С нее соскребли десятилетиями копившуюся грязь, вернув кирпичным стенам первоначальный розоватый цвет, отчего теперь она казалась младенцем в окружении взрослых людей. Пока мы шли к дверям, Бернс сообщил, кому, собственно, мы наносим визит.

– Мужайтесь, – предупредил он меня. – Не могу обещать, что вы найдете приятным его общество.

Прошла целая вечность, прежде чем Марк Уилкс открыл дверь. Сначала в небольшую щелочку нас пристальным взглядом окинула пара темных глаз, и лишь затем мы были впущены. Казалось, перед нашим приходом по квартире пронесся смерч. По всему коридору на полу валялись кучи брошенной одежды. Куда ни посмотришь – повсюду книги, пустые картонные стаканчики и коробки из-под китайской еды.

В гостиной стоял запах кофе, к которому примешивалась затхлость непроветриваемого помещения. В углу кучей свалены постельные принадлежности. Впрочем, сам Уилкс оказался под стать своему жилищу, если не хуже. В старой, выцветшей футболке, видавшей лучшие времена, каштановые волосы свисали жирными прядями. Интересно, когда он их мыл последний раз? Круги под глазами такие темные, что издали их можно принять за синяки.

Уилкс отошел, чтобы приготовить нам кофе. Я не удержалась и открыла окно на несколько сантиметров. Откуда ни возьмись рядом со мной появилась сиамская кошка и, громко мяукая, принялась тереться о мои ноги. Когда я села на диван, она свернулась рядом со мной клубочком и громко замурлыкала. Уилкс вернулся; оказалось, что свободного места на кофейном столике нет, и он поставил кружки прямо на пол.

– Это кошка Сюзанны, – пояснил он. – Хер знает, что теперь с ней делать.

Голос Уилкса был лишен всяких эмоций. Этот тон мне хорошо знаком. У страдающих депрессией всегда одинаковые голоса. Их речь становится удивительно монотонной, отчего кажется, что уже ничто в этом мире не сможет удивить или обрадовать их. Бернс тем временем пытался распределить вес по крохотной табуретке.

Сам Уилкс по-турецки расположился на полу, словно ребенок в детском саду, который ждет, что скажет ему воспитательница. Впрочем, я не успела задать вопрос, как он уже заговорил сам:

– Я говорил ей, шли в жопу эту работу, не трать себя на всякую шваль. Ведь кто они такие? Отбросы.

Он машинально то сжимал кулаки, то разжимал, словно готовился к драке. Кто знает, может, когда мы уйдем, он выместит свою ярость на стенах? Бернс сидел с несчастным видом, будто поток слов грозил снести его тушу с хлипкого сиденья. Ну а я привычна к таким сценам. Затем ведь и приходят на прием к психотерапевту, чтобы выплеснуть все, что накопилось внутри.

– Не знаю даже, что мне делать, – пожаловался Уилкс. Казалось, он вот-вот расплачется. – Мне ее даже не отдают.

Я постаралась не думать о найденных мною женщинах, что сейчас бок о бок лежат в морозильнике больничного морга. Передо мной рядом с бутылкой виски на кофейном столике вся в отпечатках жирных пальцев стояла фотография Сюзанны Уилкс. Несмотря на ранний час, в гостиной ощущался запашок алкоголя, от которого меня уже начинало подташнивать.