Ненайдя ничего лучшего, яостановился между рекламной тумбой игазетным киоском иактивировал «Маску Лжеца». Вызвал сразу заготовку «Саруман», вглядываясь встекло сразноцветными листами рекламных плакатов. Тумба содной стороны защищала меня отпосторонних взглядов, австекле, кое-как виднелось мое отражение. Лицо начало меняться: бледнеть, дергаться ипринимать черты убитого мага— того самого, которого вШалашах выпила досмерти моя лазутчица— Эршага Нуи.

Вот ивсе: теперь яочень похож намага «волчьей стаи». Практически неотличим лицом— тем самым, которое яуспел запечатлеть вскоре после его смерти. Уменя оно такое жебледное, будто мертвое, хотя ямогу играть эмоциями нанем. Даже мои глаза стали будто измутного стекла, ипроступает тажуткая гримаса, оставшаяся впоследний миг жизни убитого вилпрой. Увы, янемог перенять его походку ижесты— яихпросто незнал. Вернее, непомнил, потому что втот день, когда ябыл уколбасника сАйлин, янеобратил внимание наэти делали. Ноуверен, что моя походка ижесты сейчас небудут похожи нате, что свойственные графу Елецкому. Зачем яэто сделал? Если кто-то думает обвинить меня втрусости, тооночень заблуждается. Янебоюсь разбирательств сполицией или сканцелярией Имперского Надзора, нонехочу тратить наэто свое дорогое время. Иеще мой замысел: привнести вто, что произойдет сейчас, значительную долю мистики. Навести ужас набанду, считающую себя безнаказанной. Пусть знают, что ихникто неспасет отвозмездия; ихнезащитят никакие высокие связи, пусть даже сам князь Козельский. Кстати, он-то женат наЖанне— двоюродной сестре императора. Обэтом яузнал недавно, пытаясь понять, отчего так неладно унас вимперии всамых ееверхах.

Ноладно, сейчас эти факты кделу отношения неимеют. Глянув начасы, янаправился кплощади, попути вживаясь вновый образ. Образ мага, убитого иброшенного его дружками навтором этаже «колбасника». То, что его тело бессовестно бросили, даже несообщив вполицию, мне сказал Еграм. Пусть думают, что ихмертвый друг, пришел мстить. Пусть думают, что яего призвал. Пусть выдумывают любые жуткие небылицы ипусть родится темная легенда. Сколько похожих легенд япородил засвои многие жизни!

Яостановился украя сквера, несходя смощеной дорожки— еепопортили разросшиеся корни деревьев. Огляделся: всамом сквере никого, кроме нескольких прохожих. Увхода вклуб под вывеской «Кровь иСталь», сваренной изугловатых кусков металла, стояло два эрмимобиля: старый «Бурунг» спокореженным корпусом, явно побывавший ниводном дорожном столкновении; иотносительно свежий «Харсис». «Харсис»— это британская марка, ивМоскве они нечастые гости. Сразу возникла мысль: уже несам лиДжеймс Лаберт здесь? Сдругой стороны, дешевая модель «Хариса» вряд лиможет принадлежать теневому владельцу клуба (ябыл почти уверен, что клуб принадлежит ему). Если Лаберт здесь, тоэто скверный поворот. Янехотел его убивать сейчас. Он— тасамая ниточка. Она может вывести ктем таинственным людям, которые мечтают видеть меня мертвым. Ведь незря жеянанял Скуратова, чтобы собрать побольше информации.

Издверей клуба вышло двое парней, остановились увхода, один изних закурил. Судя поодежде оба из«Стальных Волков»: клепаные кожанки сметаллическими вставками, цепи, нагруди медальоны. Скорее всего, Морены— издали невидно. То, что они остановились там, для меня стало первым неудобством. Убирать ихнаулице— действо поясным причинам нежелательное. Аспуститься вклуб, имея ихзаспиной, неточтобы значительный риск, нообстоятельство маложелательное. Ярешил подождать несколько минут, прошелся вдоль вытоптанной клумбы, обогнул куст сирени, возле которого валялся мусор иосколки пивных бутылок. Итут увидел «Катран»— эрмимобиль графа Сухрова. Онмедленно проплыл попротивоположной стороне улицы, фыркнул густым облаком пара исвернул заугол. Там, судя позвуку, остановился. Как женевовремя, господин Сухров! Уменя нет возможности подстраиваться под него, тем более тратить внимание наего безопасность. Ведь внимание для мага— штука еще более драгоценная, чем для мастера рукопашного боя. Неимея больше возможности ждать, янаправился прямиком в«Кровь иСталь».

Двое, стоявших увхода вклуб увидели меня, когда оставалось сполсотни шагов. Тот, что ссигаретой, застыл ипобледнел, табачный дым самотеком пошел изего рта. Второй вздрогнул ипроизнес:

—Волга… Онжемертв! Говорили, онмертв! О, Морена!

Вспомнилось, что граф Сухров «Волгой» называл того самого мага, образ которого ясейчас использовал. Ну, Волга, так Волга. Хотя яэто жутковатое существо сбелым, искаженным гримасой смерти лицом, назвал «Саруманом».

Тот, что курил, попятился, спотыкаясь, боязно освобождая мне проход. Второй сбежал поступенькам вподвал, где размещался клуб изаорал:

—Волга идет! Кровью клянусь! Волга!

План клуба язнал— посмотрел винформационной сети. Активировал влевую руку «Лепестки Виолы», правую пока вложил кинетическую атаку. Спустился полестнице иповернул налево. Исразу столкнулся содним из«волков», похоже, работавшим здесь вышибалой— отсеивал спорога нежелательных лиц.

—Э, стой здесь,— прогремел он, протягивая комне крепкую руку смозолями накостяшках пальцев.

Янестал проверять силу его, несомненно, прокаченных мышц, инестал уточнять, знает лионВолгу. Просто нанес дистанционный удар. Сильный иточный. Голова здоровяка запрокинулась, гулко ударяя затылком вкирпичную стену. Сам онбезмолвно сполз напол.

Яоглянулся— сзади пока никого— ираспахнул дверь. Впервый жемиг слово «Волга» яуслышал несколько раз, произнесенное кем-то снедоумением, кем-то сужасом. Тут жераспахнул «Лепестки Виолы», опережая направленный наменя остробой. Вскинул правую руку, резким движением ладони, отправляя стрелка вбарную стойку. Кто-то появился справа, ядаже нестал поворачиваться— пробил его кинетикой насквозь. Накакой-то миг яуспел увидеть взеркале, мерцающим красным светом, лицо. Тосамое лицо, временно принадлежавшее мне: жуткое, мертвое, искаженное злостью инечеловеческим безумием.

У«волка», только что пробитого кинетикой, клочья кожаной куртки влезли вгрудь вместе сцепью имедальоном. Вдвух шагах отнего лежало кровавое месиво, вероятно, что-то вылетевшее занего соспины.

Двое или трое самых смелых или самых глупых, выхватив ножи, бросились комне. Недобежали— яотбросил ихширокой дистанционной атакой, одновременно переворачивая столы истулья, созвоном снося напол стаканы ибутылки. Добил акцентированной кинетикой, размозжив одному голову. Других просто отправил кбогине, которую они так почитают.

—ЗаАйлин!— прорычал я, ноэто был немой голос, аголос посланника самой Морены.

Пусть волчья стая вкусит сполна то, что она насаждала здесь! Пусть ощутит страх, который эти мерзавцы желали видеть вглазах других людей.

Первый зал наполнился криками ужаса. Две девицы вкожанках ипарень проскользнули мимо меня квыходу. Заними еще кто-то. Другие бросились вовторой зал. Кто-то прятался застолами. Отдвижения моей руки втом месте вспыхнул, раскрылся «Огненный Лотос». Языки жадного пламени лизнули деревянную облицовку стены, принялись поедать стулья.