— Владимир Никитич, — товарищ оснаб подошел к академику и мягко взял его под руку, — нам с этим прекрасным молодым человеком нужно срочно к товарищу наркому внутренних дел. Поэтому, поход в лабораторию, увы мне и ах — откладывается до лучших времен.

— Да как же… — Опешил от такого заявления академик Виноградов. — Это же настоящее открытие! Понимаете вы это? Или нет? — По-настоящему разволновался Целитель. — Никогда до этого заёмная Прана не омолаживала организм! Все эти Маго-технические приспособления и Артефакты, созданные по типу Пранотрансфузера, никогда не оказывали настолько потрясающий и революционный эффект на человеческое тело! Мне необходимо до конца исследовать изменения, произошедшие лично со мною, чтобы сделать окончательные выводы. Но уже сейчас я с уверенностью могу сказать — состояние моего физико-биологического организма откатилось минимум на десяток лет! А то и больше…

— Вот и хорошо, Владимир Николаевич, — вкрадчиво, словно уговаривая непослушного ребенка, произнес Головин, — вы пока себя изучите. А там, глядишь, и Мамонт освободится…

— Кокой еще мамонт⁈ — Нервно дернул щекой академик, не понимая, о чем ему толкует товарищ оснаб. — Причем тут какие-то ископаемые животные! Я вам толкую о, возможно, величайшем открытии в новейшей истории человечества, способном продлить жизнь самым достойным членам нашего общества! А вы мне о каких-то шерстяных слонах… — Владимир Николаевич даже «задохнулся» от нахлынувшего возмущения.

— Простите Петра Петровича, товарищ Целитель! — произнес я, в попытке уберечь князя Головина от разгневанного академика Виноградова. — Вы все не правильно поняли: Мамонт, это не шерстяной вымерший зверь — это я.

— Что значит «я»? — Не понял моих сумбурных объяснений академик Виноградов.

— Зовут меня так — Мамонт, — поспешно добавил я. — Мамонт Быстров… Родители так назвали… — И я виновато развел руками, дескать, такие вот дела.

— Ох, молодой человек, это вы уж меня извините! — Теперь уже виновато потупился Владимир Никитич. — Я ведь и подумать не смог…

— Да ладно, товарищ доктор, — я беспечно отмахнулся, — мне не привыкать. Хоть горшком зовите, только в печку не ставьте! — Ввернул я шуточку, чтобы немного разрядить «сгустившуюся» обстановку. — Так-то я не в обиде.

— Вот что, юноша, — улыбнулся Целитель, поддавшись на мою «провокацию», — я вас обязательно жду после встречи с…

— С товарищем наркомом внутренних дел, — подсказал Головин.

— Вот-вот, — закивал академик, — сразу после встречи с Лаврентием Павловичем — прошу ко мне! И это, товарищ оснаб, — Виноградов повернулся к Головину, — даже не обсуждается! Я, чтобы вы знали, доложу о сем Чуде лично товарищу Сталину в ближайшее время!

— Обязательно сделайте такой доклад, Владимир Никитич! — поддержал стремление академика Головин. — Ведь это по-настоящему революционное открытие! И если вы сумеете поставить его на службу советскому народу — вам при жизни памятник поставят!

— Не надо мне никаких памятников! — отмахнулся Владимир Никитич. — Но если у меня… А вернее — у нашей исследовательской группы получится это повторить… — И он пораженно замолчал, обдумывая последовательность своих дальнейших шагов.

А вот у меня сразу несколько вопросиков на этот счет появилось: а откуда, извините, товарищи ученые, вы собираетесь брать эту Живительную Энергию — Прану, да еще и в «промышленных» масштабах?

Этак недолго и на скользкую дорожку нацистского «Наследия предков» ступить! Они ведь тоже у этой развилочки когда-то стояли: пускать в оборот Пранотрасфузер, или нет? Ведь для того, чтобы у кого-то Праны прибавилось, надо, чтобы у кого-то этой Живительной Энергии убавилось. Закон сохранения Энергии, однако!

И гребаные наци эту проблему для себя решили с максимальной эффективностью, определив себя, как высшую расу, а всех остальных — унтерменшами-недочеловеками, которых, если что, и на убой не жалко. В кратчайшие сроки настроили концлагерей, этаких «заводов смерти», где и выкачивали из этих низших существ с помощью Праноранфузеров Жизненную Энергию.

И ведь эти нелюди, по-другому не сказать, употребляли и осваивали в своих целях эту Прану с радостью, улыбками, чуть ли не с песнями и плясками. И ни один из них даже не поморщился, несмотря на то, что Прана-то «грязная»! Безжалостно отобранная у низших существ. Но Энергия, как и деньги, совсем не пахнет.

Поэтому и нельзя нам в такую же пропасть сорваться, пусть и с самыми лучшими намерениями, которыми, как известно, вымощена дорога в Ад…

Я осекся, встретившись взглядом с товарищем оснабом. По его многозначительному взгляду я понял, что все мои предыдущие мысли были для него как на ладони. И самое главное, я это понял сразу — он был со мной полностью согласен. Не надо нам такого «счастья». Пусть лучше все идет своим чередом.

Головин взглянул на часы, охнул и схватился за голову:

— Владимир Никитич, вы уж нас простите — опаздываем!

— А? — Ушедший в свои мысли Целитель, не расслышал последней фразы Александра Дмитриевича.

— Опаздываем на прием к наркому, — повторил товарищ оснаб. — Я так понимаю, ваш подопечный вполне здоров? — поинтересовался он.

— Не то слово! — улыбнулся Целитель. — Как бык!

— Нет, доктор, — покачал я головой и тоже улыбнулся, — как мамонт!

— Тогда руки в ноги, боец! — распорядился Александр Дмитриевич. — Одевайся, нас уже ждут!

— Товарищи, давайте покинем палату! — призвал всех следовать к выходу академик Виноградов. — Пусть молодой человек спокойно оденется!

Все присутствующие в моей палате потянулись к выходу, только Анечка, выходя в коридор, бросила на меня жгучий плотоядный взгляд. Прекрасно её понимаю: при росте под два метра и нынешней весьма впечатляющей даже для меня самого атлетической кондиции, я сам был не прочь самого себя основательно рассмотреть.

Буквально через несколько мгновений я остался в одиночестве и отбросил простыню в сторону, оставшись полностью обнаженным. Да, мощные рельефные мышцы без единого грамма подкожного жира, смотрелись внушительно! Теперь я совсем не был тем дистрофическим задохликом, которым пришел в сознание, после полугода проведенных в лежачем положении. Теперь я был настоящим мужиком! Практически непобедимым мифическим Титаном! Хоть сейчас на обложку «Красного спорта[2]».

Я сбросил босые ноги на холодный пол и уселся на кровати. Продолжая наслаждаться легкостью, с которой мне удалось это провернуть. Ничего не тянуло, не болело и не ныло. Пошевелив пальцами ног, я понял, что до конца избавился от хромоты и онемения половины тела. Тело слушалось моих команд, как хорошо отлаженный механизм. Теперь я точно забуду о донимавшей меня хромоте. Хватит мне уже под рубль-двадцать припечатывать.

К моей несказанной радости, мое тело оказалось чистым и благоухающим. По всей видимости, пока я пребывал без сознания в очередной раз, меня вымыли. Интересно, кому поручили такое деликатное дельце? Уж, не Аннушке ли? Недаром она бросала на меня такие взгляды… И, думается