Бенитез уже подал несколько рапортов вышестоящему начальству, в которых просил перевести доктора де ла Серна в тюрьму более строгого режима, но до сих пор так и не получил внятного ответа и потому был вынужден терпеть опасного заключенного.

И будто бы этих проблем ему было мало, словно в насмешку судьба послала Бенитезу новое испытание – недели две назад Эрнесто начал буйствовать, причем как! Этот хлипкий на вид парень впадал в такое беспричинное бешенство, заходился в таких припадках ярости, что нападал на сокамерников, невзирая на их количество, рост и силу, а порой от него доставалось даже пытавшимся вмешаться охранникам. Поначалу Бенитез решил, что Эрнесто лишь симулирует безумие, чтобы добиться перевода в больницу и бежать оттуда на свободу, но сегодня, когда дело едва не дошло до смертоубийства, Бенитез понял, что надо принимать крайние меры…

Обитая железом тяжелая дверь одиночки громко лязгнула, закрываясь за буйным аргентинцем. Бенитез заглянул в зарешеченное окошко и удивленно присвистнул – «международный коммунистический агитатор» невозмутимо улегся на жесткую койку и сложил руки за головой. Он не казался ни возмущенным, ни взволнованным. Более того, Эрнесто выглядел… почти довольным!

Тяжело вздохнув, Бенитез пробормотал пару красочных ругательств и отправился к себе в кабинет. Скорее бы уже избавиться от этого сумасшедшего!

* * *

Эрнесто и впрямь был доволен. По крайней мере в одиночной камере он не будет представлять такой угрозы для окружающих, как в общих камерах. И визитеров к нему пускать больше не будут; Эрнесто передернуло, стоило только представить, как с ним приключается очередной приступ безумия как раз в то время, когда его навещают Хильда с дочкой.

Он далеко не сразу понял, что с ним происходит и почему. Первый месяц в тюрьме прошел совершенно спокойно – конечно, если не считать долгих допросов, которые попеременно проводили то мексиканские власти, то американские агенты из центральной разведки, и многочисленных угроз с их стороны. Особенно неприятным был внезапный арест его жены; таким нехитрым шантажом власти надеялись приструнить своего неуступчивого арестанта и ускоренными темпами добиться нужной им информации. Однако они просчитались: будучи профессиональной революционеркой, Хильда мало того что проявила недюжинную выдержку духа во время серии допросов, так еще и умудрилась через адвоката сконтактироваться с местными журналистами из El Informador, а те выпустили основанную на интервью с ней разгромную статью о том, как «безвольные мексиканские власти, безропотно идя на поводу американских гринго, незаконно бросили за решетку молодую мать с больным ребенком». История получила широкую огласку, и Хильду моментально отпустили, так ничего и не добившись ни от нее, ни от Эрнесто.

Затем освободили братьев Рус и всех прочих активистов их движения – всех, кроме Эрнесто.

– Не переживай, дружище, мы не оставим тебя кормить тощих тюремных вшей, – шутил регулярно навещавший его в тюрьме Фидель. – Дай только время, и мы вместе станцуем румбу прямо на мостовой перед окнами этой богом забытой дыры!

Эрнесто и не сомневался, что раньше или позже Фиделю действительно удастся его вытащить – уж чего-чего, а энергии и упорства этому человеку было не занимать! Его беспокоило лишь то, как бы из-за него не пришлось отложить давно спланированную операцию по военному вторжению на Тростниковый остров, и он просил соратников не задерживать отплытие из-за одного человека.

Идея свержения диктатора, которую обрисовал ему харизматичный Фидель едва ли не при первом знакомстве, захватила Эрнесто с головой. Это была борьба за свободу и справедливость в самом чистом ее виде, поэтому Эрнесто немедленно выразил горячее желание принять участие в экспедиции – и был зачислен в отряд полевым врачом.

На протяжении года братья Рус тщательно планировали все детали вторжения и активно готовили участников группы к военным действиям. Разумеется, Эрнесто не остался в стороне и вместе со всеми проходил военную подготовку, одновременно обучая членов отряда оказывать первую помощь при ранениях: останавливать сильные кровотечения, изолировать места ранений и накладывать бинтовые повязки, фиксировать переломы и делать обезболивающие инъекции. Взрослые, равнодушные к обычной боли мужчины как малые дети боялись шприца и иголок, и поэтому ставить уколы бойцы тренировались на нем; как-то раз Эрнесто получил несколько десятков тренировочных инъекций за одно занятие… Он лишь надеялся, что конечный результат обучения себя окупит.

Именно на финальной стадии подготовки вторжения на Тростниковый остров мексиканская полиция и провела серию масштабных арестов политических преступников, которые, впрочем, ненадолго задержались за решеткой. Все, кроме Эрнесто.

– Еще несколько дней, и тебя отпустят, – повторяли ему при каждом визите братья Рус. – А ты тут пока ешь побольше казенных харчей, чтобы мы потом не спустили все наши финансы, заново тебя откармливая.

Эрнесто улыбался шуткам братьев и продолжал ждать.

А затем он заболел. Странной, непонятной болезнью, которую он, опытный врач, так и не смог диагностировать. Вначале та проявлялась в неожиданных приступах слабости или головокружения, как если бы он страдал от длительного обезвоживания и истощения. Но ни то, ни другое не могло быть причиной; пусть далеко не роскошно, но заключенных исправно и плотно кормили.

Вскоре приступы стали повторяться все чаще, к ним добавились головные боли, раздражительность и нетерпимость к громким звукам и яркому дневному свету. Совершенно сбитый с толку Эрнесто попросил, чтобы его осмотрел тюремный врач. Впрочем, тому было откровенно наплевать на состояние здоровья заключенных, и никакой существенной помощи от него Эрнесто не получил.

Состояние больного продолжало ухудшаться, и его раздражительность постепенно превратилась в беспричинные и неудержимые вспышки агрессии. Эрнесто совершенно не мог их контролировать, они накатывали внезапно и полностью затмевали его сознание. Он приходил в себя только после того, как сокамерники или охранники оттаскивали его от жертвы и приводили в чувство пощечинами.

До недавнего времени все ограничивалось обычными драками, но сегодня дело дошло то того, что он едва не перегрыз своей жертве горло – в буквальном смысле этого слова! Более того, Эрнесто отчетливо помнил, как сильно ему хотелось это сделать, как его буквально трясло от желания увидеть бьющую толчками из раны кровь, почувствовать ее солоноватый вкус на языке… Честное слово, уж лучше бы вернулась астма, о которой он за последние несколько лет почти забыл. Приступы астмы были неприятными и опасными, но он хотя бы знал, что с ними делать. А перед этой странной болезнью он ощущал себя совершенно беспомощным.

С интересом рассматривая художественно выцарапанное гвоздем на стене изображение мужчины с непропорционально большим мужским достоинством и надписью «La muerte a la policía»[16], Эрнесто внезапно вспомнил, что ему знакомы эти симптомы! То же самое он испытывал три года назад, возвращаясь домой из путешествия по Южной Америке! Тогда тоже никто не мог понять, что за непонятную инфекцию он подхватил, и полегчало Эрнесто лишь после того, как бабушка Паола провела над ним мистический ритуал… Это было всего три года назад, но казалось, что с тех пор прошла целая жизнь, столько в ней было ярких событий, столько достижений и испытаний! Неудивительно, что он забыл о том случае.