– Я собираюсь драться за тебя, Мэгги. И даже если ты сама считаешь, что тебе не выкарабкаться, я… Какими бы ни были обстоятельства, нельзя плыть по течению и оставлять все на произвол случая.

На мгновение мне захотелось, чтобы я мог заглянуть Мэгги в глаза, увидеть в них уверенность и убедиться, что она по-прежнему готова полагаться на меня. Кардиомонитор слева от койки пискнул, отмечая час, и на его экране заструилась новая кривая.

– Прости, Мегс, но мы не можем оставить все как есть. Нам обязательно нужно договорить. Я… я очень переживал и переживаю из-за того, что случилось с тобой. Тысячу раз я открывал рот, чтобы рассказать тебе самое главное… да ты, наверное, и сама это заметила, но… но так и не смог признаться. Я думал, что, быть может, мне будет легче, когда наше потрясение немного уляжется, но за шесть месяцев оно так и не улеглось, не ослабело. Наоборот, мне становилось все тяжелее, Мегс. Я твердил себе, что со временем сумею найти способ – единственно верный способ – рассказать тебе всю правду так, чтобы ты не бросила меня в ту же минуту, но… но…

Мой голос прервался. Горло стиснуло судорогой – верный признак подступающих рыданий. Как я удержался и не заплакал, известно одному лишь Богу. Впрочем, верно и то, что я не мог позволить себе терять время на слезы.

Я с трудом выровнял дыхание и снова покрутил головой, разминая шею, затекшую после трех проведенных на раскладушке ночей.

– Скоро они будут здесь… врачи, я имею в виду. Они будут спрашивать меня о моем решении, обсуждать дальнейшие шаги, стратегию и тактику лечения, но какими бы ни были эти дальнейшие шаги, я должен успеть сказать тебе правду… О моем молчании. О его причине. Только прошу тебя: не забывай, как сильно я обо всем этом жалею.

Пожалуйста, Мегс, вернись ко мне!..

Весь обратный путь из Манчестера я размышлял, что́ мне тебе сказать. Могу ли я признаться, что видел Элинор, или лучше соврать, что она была на лекциях и мне пришлось оставить ей записку? Соврать… я решился на это почти сразу. Сейчас мне стыдно об этом говорить, но, если быть откровенным, это решение не слишком отяготило мою совесть. Мне казалось, что это будет ложь во спасение. Я был обязан защищать тебя любыми способами, особенно когда ты больше всего в этом нуждалась. Разве не это я обещал тебе, когда в бюро регистрации мы дрожали от холода в нашей тонкой, дешевой одежде? И кто тогда мог знать как трудно будет выполнить это обещание!

К счастью, мне на помощь неожиданно пришла Элинор. Ты выбежала из дома еще до того, как я успел запереть машину.

– Милый, милый Фрэнк! Наконец-то ты приехал! А у нас радость!..

– Какая еще радость? – В смятении я припоминал события сегодняшнего дня: полуоткрытая дверь на цепочке, торопливые попытки Элинор спрятать руки в рукавах и ее стремление спровадить меня как можно скорее. Как близок я был к полному отчаянию, когда стоял на заправке возле мусорного бака. Как близка была полная и окончательная катастрофа.

– Она позвонила!..

Я постарался ничем не выдать своего потрясения. Мне повезло: ты была так счастлива, так радовалась звонку дочери, что ничего не заметила, к тому же уже через минуту ты вернулась на кухню, чтобы помешать что-то, что кипело и булькало в кастрюле не плите.

– Элли сказала, что была очень рада повидать тебя и что она переехала…

Я открыл рот, чтобы ответить, но ты продолжала:

– Еще она извинилась, что не позвонила раньше. Там, где она теперь живет, очень слабый сигнал.

Я вспомнил, что на моем телефоне были видны все пять полосок, показывающих уровень сигнала, да и спутниковый навигатор загружался достаточно быстро. По-видимому, Элинор тоже решила проявить креативность.

Со ступенек лестницы, на которые я присел, чтобы развязать затянувшийся узел на шнурках, тебя не было видно, зато я хорошо слышал твой голос. В нем звенело такое воодушевление, какого я не слышал уже много месяцев, и на мгновение мне стало страшно, что вся твоя радость может в мгновение ока погаснуть, стоит мне только обронить одно неверное слово, сделать одно неверное движение.

– Как же ты ее нашел, если она переехала?

Я был рад, что ты не видишь, как в моих глазах промелькнула паника, а щеки запылали. В одно мгновение во рту пересохло так, что я не мог вымолвить ни слова. Наконец я выпалил первое, что пришло мне в голову:

– Девушка, которая теперь живет в ее комнате…

– И что она?..

– …Она мне очень помогла. Они с Элинор были подругами. Она-то и дала мне ее новый адрес.

– Тебе повезло, что она была дома, верно?

– Совершенно верно.

– Я пригласила Элли к нам на Рождество, но она сказала, что уезжает на каникулы с друзьями. Ты их видел, Фрэнк?

– Извини, Мегс, я сейчас… – Так и не развязав узел, я кое-как стащил с ноги ботинок и в одних носках двинулся на кухню, делая вид, будто меня очень интересует, что ты приготовила нам на ужин. Встретиться с тобой взглядом я по-прежнему опасался.

– Так какие они, друзья нашей Элинор? С кем она теперь живет?

– Честно говоря, я с ними почти не разговаривал.

– Вот как… – Ты заметно приуныла. Сам того не желая, я все же отравил твою чистую радость, и теперь мне нужно было как можно скорее что-то придумать, чтобы свести ущерб к минимуму. Удивительно, как у меня остались на это силы – я-то думал, что они закончились, еще когда я возвращался из Манчестера.

– Ты же сама знаешь, какой она бывает!.. «Папа, останься лучше в машине!», «Папа, молчи!» Откровенно говоря, я к этому уже привык. – Я обнял тебя за талию и уткнулся лицом в плечо. – Впрочем, дом, в котором она теперь живет, довольно большой. Думаю, Элли захотелось иметь больше простора, чем в общежитии. Там студенты живут буквально на голове друг у друга.

– А как она выглядела? Хорошо? – ты неожиданно повернулась, и твои глаза так и впились в мои, словно ты надеялась увидеть там отражение Элинор.

– Да, неплохо… Я бы сказал, она почти не изменилась. Немного устала, конечно, но… это ведь первый семестр, первый курс. Он всегда дается нелегко; потом, я думаю, она втянется.

Я наклонился поцеловать тебя и, – в первый раз за много, много лет, – закрыл глаза. Я просто не знал, что ты можешь в них прочесть.

В тот раз Элинор отвела опасность, однако после Рождества дела пошли по-прежнему. Она отталкивала нас, медленно, но верно отстранялась, и мы оба это понимали, хотя и не могли заставить себя сказать об этом вслух. Помнишь, когда она была совсем маленькой, мы с тобой не могли остаться наедине ни на минутку. Стоило нам выйти из комнаты – в кухню, в туалет, к телефону, как она тотчас отправлялась следом, громко топая своими маленькими ножками в кожаных сандаликах и волоча за собой медведя Джеффри. Я бы отдал все на свете, чтобы вернуть то время, Мегс. То время, ту доверчивую близость, ту неразрывную связь, которая нас объединяла… наконец, сознание того, что мы нужны нашей дочери. Теперь, оглядываясь назад, мне стыдно за мой эгоизм – за то, как я мечтал, чтобы Элли поскорее выросла, и мы с тобой снова могли наслаждаться тишиной и покоем. Но когда она, наконец, подросла, я уже не мог чувствовать себя спокойно, если ее не было рядом.