– Позвоните мне. Пожалуйста!.. – я убрал ногу, дверь тут же захлопнулась, и я с трудом превозмог желание привалиться к ней, чтобы не рухнуть на пол. Где же она? Где Элинор?.. Я тронул пальцем экран телефона, и на нем высветились уведомления о полученных сообщениях, но все они были от коллег по работе. От тебя – ничего. На мгновение я представил тебя в хирургии: твои руки движутся, выполняя привычную работу, но твой ум бесконечно далек от молодых пациенток, нуждающихся в послеродовом уходе. Ты думаешь о своем собственном ребенке, который оказался в десятках миль от дома, и сражаешься с постоянным желанием позвонить, послать эсэмэску, просто крикнуть, чтобы я во что бы то ни стало привез ее обратно.

Вернувшись в машину, я ненадолго задумался над тем, что мне делать дальше. Можно было попробовать навести справки в университете – в отделе, который занимается расселением студентов. Ведь должны же они следить за подобными вещами? Но даже если так, простит ли меня Элинор за то, что я привлек к своим поискам администрацию? Все еще сражаясь со своей совестью, я «погуглил» Мосс-Сайд и… озабоченно присвистнул. Похоже, мне предстояло искать не просто иголку в стоге сена, а иголку, которая не хочет быть найденной, да и стог был мне совершенно незнаком.

У меня не было ни одной путеводной ниточки, поэтому я решил просто довериться спутниковому навигатору. Вскоре я был уже в Мосс-Сайде. Район оказался гораздо многолюднее, чем я ожидал. Вот молодая мать с усилием катит коляску с младенцем вверх по холму, а еще двое малышей ковыляют следом – и едва не попадают под колеса инвалидного электроскутера, движущегося в противоположном направлении. А вот подпирает стену группа подростков – худых, мосластых, нескладных; они то пялятся в свои телефоны, то разглядывают оживленный перекресток, который я только что миновал.

Остановившись у тротуара за перекрестком, я выхожу, запираю дверцу и иду к ним.

– Прошу прощения, можно тебя кое о чем спросить? – обращаюсь я к мальчишке, который стоит немного в стороне от товарищей. Парень так поглощен чем-то, что происходит на экране его телефона, что не сразу поднимает голову.

– Чего?.. А в чем дело-то?..

Он намного моложе, чем мне казалось. На лбу пламенеет россыпь алых прыщей, верхняя губа покрыта нежным сероватым пушком. Его товарищи начинают коситься в мою сторону, и я чувствую себя реликтом Викторианской эпохи, перенесенным машиной времени в наши дни.

– Дело в том, что я разыскиваю свою дочь… – проговорил я и сразу почувствовал, как глупо это звучит, но подросток отреагировал так, словно я сказал самую обычную вещь.

– А фотография у вас есть? Может, Бенни ее знает? – Остальные подростки, хихикая, подошли ближе, и один из них – возможно, тот самый Бенни – довольно сильно ткнул моего собеседника кулаком в спину.

Нашарив в кармане рубашки телефон, я отыскал папку с фотографиями. Совершенно неожиданно мне пришло в голову, что свежих фото Элинор у меня нет – большинству снимков было уже больше года. Пролистав фотографии, на которых были запечатлены наша свежеотремонтированная лаборатория, ты в садовом центре среди кактусов, а также несколько наших с тобой довольно скверных селфи, я, наконец, нашел фото Элинор. Лицо у нее было недовольным – ей не особенно хотелось сниматься без косметики, в пижаме и с наполовину пустым бокалом «Мимозы» в руке. Судя по дате, я сфотографировал ее в прошлое Рождество. Сейчас, мельком глянув на снимок, я поразился, какой уязвимой она выглядит: маленькая девочка, отягощенная множеством взрослых проблем, которые морщинками залегли у нее под глазами.

Я развернул телефон так, чтобы снимок был хорошо виден, мысленно приготовившись к шквалу насмешливых замечаний. Но подростки то ли были хорошо воспитаны, то ли просто предпочли смолчать.

– Нет, никогда ее не видел, – сказал Бенни, и подростки, собравшиеся было вокруг нас, снова отошли к стене.

– Все равно спасибо, – пробормотал я в удаляющуюся спину Бенни, пряча телефон обратно в карман на груди. Так, думалось мне, хоть какая-то частица Элинор будет рядом со мной – в безопасности.

Вернувшись в машину, я медленно поехал дальше по улице, заглядывая в окна, где занавески были отдернуты или вовсе отсутствовали. Мысленно я представлял, как я раздаю прохожим листовки с описанием Элинор и оставляю свое имя и номер телефона во всех местных лавочках, но потом отказался от этой мысли. Вряд ли было уместно затевать общественную кампанию по поискам пропавшей девушки, которая пропала только из нашей с тобой жизни.

Доехав до вершины холма, я остановился возле небольшого углового магазинчика. Товаров на полках оказалось на удивление мало, а то, что там все-таки лежало, было задвинуто как можно глубже, что производило какое-то пост-апокалиптическое впечатление. Взяв две бутылки газированной минеральной воды, я понес их к кассе, гадая, сколько времени они здесь пролежали.

Пожилой мужчина за кассой поднялся, чтобы меня обслужить, и я услышал, как громко щелкнул его коленный сустав.

– Шестьдесят пенсов, пожалуйста.

Я положил деньги на прилавок рядом с кассой и одновременно достал из кармана телефон.

– Позвольте задать вам один вопрос… – не дожидаясь ответа, я продолжал: – Не знаете ли вы эту девушку? Ее зовут Элинор, Элли или Но́ра… Она – моя дочь, но в последние несколько месяцев мы… потеряли с ней связь. – Довольно мрачное заявление, подумал я мимоходом, и это при том, что я сознательно преуменьшил серьезность положения.

– Дайте-ка взглянуть… – Продавец снова сел и, достав из-за витрины с сигаретами очки в проволочной оправе, нацепил их на нос. Очки были сильно погнуты, поэтому, когда продавец наклонился над фотографией, ему пришлось придерживать их кончиком пальца. Смотрел он очень внимательно, и я почувствовал, что мое сердце забилось чаще. Я был совершенно уверен, что он узнал Элинор.

– Да, я ее видел, – подтвердил он мою догадку.

Я сглотнул и почувствовал, как мой распухший язык моментально прилип к пересохшему после почти бессонной ночи нёбу.

– Здесь?

– Она иногда заходит сюда за сигаретами, пивом или макаронами. Я думаю, она живет где-то неподалеку.

– Она приходила сюда одна?

– Чаще одна, но иногда – с другой девушкой.

Я не знал, что еще спросить, но заканчивать разговор мне не хотелось – я боялся оборвать единственную ниточку, которая могла привести меня к Элинор. Только потянув за эту ниточку, я мог найти ее достаточно быстро.

Пока я размышлял, колокольчик над входной дверью звякнул. Появился новый покупатель, и я понял, что мое время истекает. Продавец тоже это почувствовал и, упираясь локтем на прилавок с жевательной резинкой, наклонился вперед.

– Я тоже отец и очень хорошо вас понимаю, – проговорил он. – Я знаю, что испытывают родители, когда их дети покидают родное гнездо… – Свободной рукой продавец пошарил под прилавком и достал потрепанный блокнот формата А5 с привязанным к нему карандашом. Открыв блокнот на заложенной странице, он принялся водить пальцем по своим записям.