– До последнего времени не являлись, но теперь… даже не знаю, что тебе сказать.

Колеса фургона съезжают с проезжей части, катят по усыпанной гравием обочине, и Портер резко крутит руль, чтобы вернуться на асфальтовое покрытие.

– Ой!

Мы оба смущенно улыбаемся.

Я бросаю воск на пол фургона:

– Ну вот, еще одна загадка разрешена.

– Тоже мне тайна. Давай лучше поговорим о тебе.

На краю города он сворачивает на узкую дорогу – скорее всего, ту, о которой говорила Грейс.

– Помнится, в «Видео-Бластере» ты говорила Патрику, что не любишь фильмов с пальбой.

Вот хрень. Опять. Я прижимаю руки к животу и смотрю в окошко со стороны пассажирского сиденья, но в окрестной тьме вижу только жилые дома.

– Боже мой, ты действительно тем утром все слышал?

– Насчет всего не знаю, но многое. Что с тобой случилось? Я же рассказал о несчастном случае с акулой, хотя едва тебя тогда знал, теперь твоя очередь.

– Да, но ты человек открытый, общительный и, надо полагать, рассказываешь свою историю всем без исключения.

– Вообще-то нет. – Он поворачивает голову и окидывает меня взглядом. – Ребята в школе не настолько глупы, чтобы меня о чем-то спрашивать.

В отличие от меня.

– Знаешь, мне не хочется силой выуживать из тебя какие-либо сведения, изображая из себя психоаналитика, – говорит он, – но если у тебя все же возникнет желание, то знай – я хороший слушатель и никогда никого не осуждаю. Порой лучше излить душу. Если держать все в себе, душевная рана может загноиться, и тогда станет вообще невмоготу. Не знаю почему, но так оно и есть. Мне пришлось в этом убедиться на собственном опыте.

Я долго молчу. Мы просто молча катим по темным улочкам, с одной стороны от города возвышаются силуэты гор, с другой простирается океан. Потом я кое-что ему рассказываю. О том, как мама, когда мне было четырнадцать лет, вела дело по бракоразводному процессу семьи Грамбейчеров. О том, как суд после его рассмотрения принял сторону матери и отдал ей на попечение дочь.

А заодно и о Греге Грамбейчере.

– Началось все с того, что он стал преследовать маму в Интернете, – говорю я, – оставлял свои мерзкие комментарии на ее страничках в социальных сетях. А когда не дождался с ее стороны никакой реакции, принялся выслеживать сначала папу, потому меня. Я тогда даже не знала, кто он. Просто стала слишком часто его видеть после школы на парковке, где родители обычно забирали детей. Считала его отцом или родственником кого-то из друзей. Мы жили всего в двух кварталах от школы, поэтому домой после занятий я обычно возвращалась пешком с подругой. Но однажды пошла одна и вдруг увидела рядом его. Он сказал, что работает вместе с мамой. Наведя в Интернете справки, вывалил на меня ворох сведений о ней, и у меня не возникло никаких сомнений в том, что он ее действительно знает. Я была слишком доверчивой. Глупый, маленький ребенок.

– Раньше я тоже делал много глупостей, – мягко произносит Портер. – И что было потом?

– Только стоя у двери, я заподозрила, что здесь что-то не так. Решила не впускать его в дом, но опоздала. Он был большой, а я маленькая, поэтому ему не составило особого труда одолеть меня и втолкнуть внутрь…

– Мерзавец… – шепчет Портер.

– Мама оказалась дома, – продолжаю я. – Вернулась за какими-то забытыми бумагами, которые требовались ей для очередного процесса. Счастливое совпадение, не более того. Если бы ее не было… я даже не знаю. А так, поскольку сегодня все живы, я считаю, что нам повезло. Однако, когда у тебя по дому бегает сумасшедший, размахивая пистолетом и угрожая убить твою мать…

– О боже.

Я делаю глубокий вдох и проверяю, не собираюсь ли снова ступить на зыбкую почву, но на этот раз со мной все в порядке.

– Всему виной выстрел, заставший меня врасплох там, у костра. Что-то подобное бывает и когда я смотрю фильм. К аналогичному результату порой приводит и грохот неисправных глушителей автомобилей. Не люблю громких хлопков. Хотя и понимаю, что со стороны это выглядит глупо.

– Ничего глупого в этом нет. С тобой случилось примерно то же, что и со мной. Поверь, у меня тоже проблемы с нервами.

С этими словами он размашистым жестом показывает на коллекцию акул и гидр, устроившихся на приборной доске.

Я слегка улыбаюсь, касаюсь пальцем акульей головы на пружинке и расслабляюсь:

– Верю. Одним словом, я думаю, что в подобных обстоятельствах огнестрельное ранение – далеко не худший исход. А того парня, понятное дело, посадили.

– О господи, Бейли, даже не знаю, что об этом думать.

– Аналогично, – пожимаю плечами я.

– Твои родители поэтому разошлись?

Я уже собираюсь ответить, что нет, но потом на минуту задумываюсь.

– Они развелись через год, но теперь, когда ты об этом спросил, я понимаю, что после стрельбы в доме в нашей семье что-то изменилось… тот случай будто внес в нее напряженность.

Портер задумчиво кивает:

– Мама говорит, что несчастья либо ломают людей, либо сближают. Уж я-то знаю, ведь на нашу долю их выпало предостаточно.

– Но ведь с твоими родителями до сих пор все в порядке.

Я стараюсь, чтобы мои слова не звучали вопросом, хотя никакой уверенности на этот счет у меня нет.

Он улыбается:

– Мои родители представляют собой одну из тех пар, которые всю жизнь живут вместе и появляются на экране телевизора в свой девяностолетний юбилей.

Должно быть, неплохо. Когда-то я примерно так же думала и о маме с папой, хотя сейчас уже не верю, что могла допускать подобную мысль.

Портер спрашивает меня, куда ехать, чтобы отвезти к дому отца. Он прекрасно знает окрестности, что совсем не удивительно для парня, прожившего здесь всю жизнь. Пока фургон взбирается наверх по последним извилистым улочкам, обсаженным секвойями, мы молчим; оттого что я ему так много рассказала, меня охватывает смущение. Но есть и кое-что еще: меня никак не покидает ощущение, что на фоне всей этой кутерьмы я что-то такое забыла. В квартале от дома на меня вдруг нисходит озарение. В груди разливается волна тревоги.

– Останови фургон!

Он бьет по тормозам:

– Что случилось?

Я отстегиваю ремень безопасности:

– Я… мне нужно выйти. Спасибо, что подвез.

– Не понял. Ты же говорила, что живешь на следующей улице.

– Так-то оно так, но…

– Что «но»?

Я качаю головой:

– Оставшуюся часть пути я могу пройти пешком.

В глазах Портера проскакивает искра замешательства, но уже в следующее мгновение они полыхают ярким огнем.