В промежутке между всеми этими встречами и приветствиями я теряю Грейс, даже не понимая, когда это случается. Минуту мне приходится выслушивать путаную историю о каком-то дорожно-транспортном происшествии с участием грузовичка с мороженым и столба линии электропередач, после чего я вдруг обнаруживаю, что меня окружают люди, имена которых запечатлелись в моей памяти только наполовину. Стараюсь не паниковать. Просто тихонько отхожу в сторону, делая вид, что знаю, куда идти, и ищу глазами коротко стриженные волосы Грейс, включая мой ослепительный шарм Ловкача-Пройдохи, стараясь выглядеть в меру скучающей и безразличной. Не останавливаюсь. Это самое главное, чтобы тебя, новенькую и не известную никому девушку, не стали жалеть. Ведь в любой толпе найдется несколько коммуникабельных личностей, которых хлебом не корми, только дай взять кого-нибудь под свое крыло. Здесь роль таковых наверняка играют члены театрального клуба. Вон они, кружат, как стервятники. Их лучше обходить стороной.

Но сколько ни смешивайся с толпой, рано или поздно окружающие все равно поймут, что ты болтаешься без дела – ни с кем не разговариваешь и не становишься в очередь к торчащему в песке бочонку, чтобы зачерпнуть из него в красный пластиковый стаканчик отвратительно воняющего пива. Поэтому через какое-то время я отхожу в сторонку и одиноко сажусь на бревно, выброшенное океаном на берег. Сидят здесь кто на чем попало – на ржавых шезлонгах, на деревянных ящиках, плоских камнях и траченных молью одеялах. Вечеринка выглядит скорее спонтанной, чем организованной, будто весь этот хлам несколько часов назад волны вынесли на берег. Я тут же жалею, что надела белые шорты. Лучше, наверное, сесть прямо на песок.

– Что с тобой случилось: (А) ты чувствуешь себя не в своей тарелке; (В) тебе грустно; (С) ты потерялась.

У меня в животе что-то несколько раз переворачивается.

Это Портер, точнее его силуэт, потому как он стоит перед костром, засунув руки в карманы джинсов.

– Ответ С, потерялась, – говорю я, – не думала, что Грейс пользуется такой популярностью. К тому же она ведь маленькая и сейчас, вполне возможно, стоит с кем-то совсем рядом, а я ее в упор не вижу. Хотела подождать еще пять минут, в надежде, что она объявится, и только потом слать эсэмэску.

Вообще-то ничего такого у меня и в мыслях не было, но мне не хочется, чтобы он думал, будто я собралась сидеть здесь в полном одиночестве несколько долгих часов.

– Мне кажется, что в прошлой жизни она была феей. Все почему-то считают, что она исполнит их желание или сотворит маленькое чудо.

Он показывает рукой на свободное место на моем бревне. Я отвечаю ему примерно таким же жестом. Садись, гостем будешь. Под его весом дерево жалобно скрипит. Портер в точности копирует мою позу – вонзает каблуки в песок и кладет руки на согнутые колени. На его шрамах пляшут отблески костра, отбрасываемые ими тени образуют на рубашке причудливые узоры. Наши локти находятся совсем рядом, но не соприкасаются.

Я испытываю облегчение, видя, что он не предается ни одному из пороков, буквально витающих в воздухе. Ведет себя как обычно и, судя по виду, совершенно трезв. Ни пластикового стаканчика в руке, ни зловония травки. Если честно, то пахнет он этим вечером замечательно. Мылом, хотя и не кокосами. Я, можно сказать, даже разочарована.

Его голова склоняется ниже.

– Райделл, ты что, меня обнюхиваешь?

– Нет, – протестую я, отстраняясь от него.

– Я же вижу, что обнюхиваешь, – говорит он, улыбаясь своей ленивой улыбкой.

– Если тебе это так интересно, то я просто хотела узнать, не пил ли ты.

– Нет, я больше не пью.

Он смотрит на костер, глядя, как какие-то идиоты жарят пастилу на объятых огнем палочках.

– Помню, когда мы с Ланой были детьми, родители часто брали нас с собой к дедушке, который устраивал у себя дома фантастические вечеринки. К нему съезжались сёрферы со всего мира. И все просто сходили с ума. Наркотиков было завались, спиртное лилось рекой. В бассейне купались обнаженные гости. Время от времени заезжали прославленные музыканты и давали в гостиной концерты.

– Я даже представить не могу что такое расти в подобной обстановке.

Для меня это звучит странно. Странно и дико.

– Не пойми меня превратно. В нас дома все было по-другому. Родители представляют собой полную противоположность деда. Особенно отец. Мне кажется, насмотревшись на эти нескончаемые вечеринки, он их возненавидел. В нем очень развит дух соперничества во всем, что касается сёрфинга, а это означает, что ему надо неизменно идти в авангарде. Никаких наркотиков или спиртного, чтобы всегда быть в форме. Представь себе армейского сержанта-инструктора по строевой подготовке и умножь на пятьдесят.

Более разных людей, чем наши с ним отцы, даже представить невозможно, за что я очень благодарна папе. Меня опять одолевает чувство вины за то, что мне пришлось солгать и не сказать, что в действительности мы с Грейс едем сюда.

– Что касается мамы, – продолжает Портер, – то она просто старается поддерживать магазин на плаву, потому как после всего случившегося мы чаще бываем дома, чем в море.

Вот этого я понять не могу.

– Ты что, тоже собираешься стать профессиональным сёрфером, как твоя сестра?

– Для меня, Райделл, это больной вопрос.

– Извини, я не хотела.

– Да нет, все в порядке, – качает он головой, – в физическом плане я вполне для этого гожусь, сёрфер из меня очень даже неплохой. – Портер улыбается, бросает на меня взгляд и пожимает плечами. – Но после того случая с акулой в меня на какое-то время вселился страх. Заниматься сёрфингом с этим страхом нельзя – океан сожрет тебя с потрохами. – Он резко выдыхает воздух, губы его немного дрожат, он рубит по воздуху ладонью, будто говоря «и на том точка». – Однако мне в конечном итоге удалось его преодолеть. Любопытно, что, справившись с ним один раз, я больше о нем никогда не вспоминал. В общем, я до сих пор люблю сёрфинг и седлаю волны почти каждое утро. Но не уверен, что хочу теперь участвовать в соревнованиях. Понимаешь, я хочу кататься на доске только потому, что мне это нравится, а не потому, что так нужно.

– Понимаю.

Его слова – чистая правда, ведь, когда Портер рассуждает о сёрфинге, в его глазах нет того блеска, который появляется, когда он говорит об океанских течениях или особенностях погоды.

В этот момент его окликают по имени. Он поднимает глаза и едва слышно чертыхается. На фоне костра маячит белобрысая голова.

– Эй, ковбои, любители коровьих лепешек.

Какой ужас. Это же Дэйви. Такое ощущение, что он опять под кайфом. Не до такой степени, как тогда на дороге, но у него в крови явно шумит алкоголь, потому как от него воняет перегаром и он смеется икающим смехом, столь характерным для принявших дозу наркоманов. К тому же совершенно не хромает – это наводит меня на мысль о том, что в данный момент парень совершенно не чувствует боли.