– Чья койка? Твоя? Твоя? – завизжал руководитель бригады. Тонкий девичий голос комически диссонировал с внушительным грозным обликом. Коллеги за глаза величали сотрудника Фаринелли, в честь знаменитого кастрата, певшего чарующим фальцетом.

Крайтон, качавшийся на нетвердых ногах, словно сомнамбула на подоконнике, не сразу понял, что обращаются к нему.

– XR1070, откуда это? – Фаринелли тряс перед лицом целлофановый пакетик. – Героин! Фольга! Спички! Полный комплект!

Псы заливисто залаяли. Рванулись с цепей, распалившись от громкого эха.

– В карцер его!

Николай Владимирович протянул пухлый конверт:

– Я понимаю, проект еще не завершен. Но те перемены, которые я вижу в кафе, меня вдохновляют. Чтобы и вы не теряли далее вдохновения, примите аванс.

Софочка зарумянилась. В течение получасовой беседы держала конверт в руке и не знала, куда его деть: так сильно смущалась. Да, она на славу потрудилась и заслужила вознаграждение, но было непривычно впервые в жизни получать зарплату. Кроме того, потрясла и фантастическая новость от работодателя: Николай заявил, что его приятель оценил интерьер и не против воспользоваться ее услугами для оформления пентхауса на продажу.

Дома пересчитала деньги и от волнения закусила губу: она не ожидала столь щедрой оплаты. Но в большей степени эффект был не столько в сумме, сколько в осознании того, что Софа заработала ее своим умом! «Значит, я могу сама себя обеспечивать!» – захотелось открыть окно и закричать, сообщить об этом миру, порадовать бредущих по тротуарам прохожих. Новое ощущение приятно покалывало в области груди чуждым ранее словом «независимость». И пускай ее знакомые и подруги осуждающе фыркают и крутят пальцем у виска, она не расстроится. О нет, девушка не забыла центральное правило гламурных дев – «наслаждайся». Наоборот, возвела его в ранг закона, поправка к которому гласила: наслаждение не исчерпывается массажем, шопингом и дискотеками.

Соловьиная трель расплескалась по квартире. Софочка хмыкнула: гости нынче не планировались. Посмотрела в дверной глазок. Леопольд Львович переминался на лестничной площадке, сжимая огромный букет белых роз. Села на пуфик у порога. Мужчина звонил и звонил. Сдалась. Открыла.

– Муся, я хочу отвезти тебя кое-куда. Ненадолго. Не спорь, – в его голосе не было всегдашней игривости.

Серьезность мужчины удивила. В нем словно произошла перемена: крохотная, как запятая в предложении «Казнить нельзя помиловать», но неимоверно важная, как итоговый смысл.

Не посмела отказаться. Через час они сидели на 34-м этаже элитного отеля на Космодамианской набережной, в самом высоком баре Москвы, и взирали сквозь стеклянные стены на вечерний город. Змеиные тела автострад переливались золотом, словно чешуя бажовского полоза, а река чернела заполненной нефтью траншеей и втекала в свинцовое небо. Софа ковыряла лангуста, обмакивала кусочки в соус на основе чернил каракатицы и слушала собеседника. Тот приободрился, не встретив сопротивления пафосным речам.

Хрупкая официантка в коричневом платье с разрезом на боку, обнажавшим резинку чулок и кусочек голого бедра, бесшумно наполнила бокалы красным вином и удалилась.

– И я дарю тебе столицу, – закончил любовник.

– Лепа. я больше не могу быть вместе с тобой, – девушка пригубила спиртное и поставила фужер на стол.

– На что ты намекаешь, Мусенька?

– Я не намекаю. Давай расстанемся, – произнести эти слова оказалось не так уж сложно, как представлялось. – Спасибо тебе за все. Мне было с тобой хорошо, правда. Ты чудесный. Но…

– …я тебе безразличен?

– Нет. Не безразличен. Но я тебя не люблю.

Мужчина выдохнул:

– Не страшно! Моей любви хватит на двоих. Не отталкивай мои чувства и живи припеваючи!

– Лепа, прости. Меня тяготит твое внимание. Я не хочу его. Дай мне неделю, чтобы я сняла себе квартиру…

– Нет.

– О'кей. Перееду сегодня же.

– Не отпущу тебя.

– Я пойду, – сделала попытку встать. Он удержал ее за руку.

– Ты уходишь к другому?

– Нет.

– На что ты будешь жить?

Софочке надоел разговор. Почему нельзя расстаться по-дружески? Зачем обязательно выяснять отношения, оправдываться, ругаться?

– Справлюсь.

– Я тебя подвезу, – сказал спокойно, совладав с яростью. Нельзя терять девочку, никак нельзя. Ему не двадцать лет, чтобы менять любовниц как перчатки. В его возрасте начинаешь привязываться. Она юная, ее можно понять. Пусть побесится. Не запирать же в клетку. Помыкается и вернется. Он будет великодушным и примет ее с распростертыми объятиями. Ах, не забыть про щедрый жест, чтобы впечатлилась.

Подъехав к дому, Леопольд Львович растянул рот в улыбку страдальца, не хватало тернового венка на голове и деревянного креста за спиной:

– Не ищи жилье, квартира твоя.

Полночи Софочка дорисовывала сюжет для Андрея. Утром написала ему sms, что его заказ готов. Немов не стал затягивать и вечером нагрянул в гости. Уселся на диван, закинув ногу на ногу, и вопросительно поглядел на хозяйку. Та подошла к мольберту в центре комнаты и сдернула с него белый тюль, одновременно включая пультом музыкальный центр, заранее отобранную композицию, которая должна была подчеркнуть настроение картины. Тишину взорвала надрывная песня группы «Nickelback».

…This is how you remind me

Of what I really am…

Неизвестно, какого размера было помещение: стены терялись во мраке. Свет выхватывал один угол. На границе света и тени стоял человек. Его правая половина сливалась с чернотой, а левая выделялась четко, как на качественном фотоснимке, – можно было разглядеть капельки пота на голом торсе и причудливую татуировку над соском. Лица не видно – мужчина отвернулся в темноту, оставив для обзора мощную шею и коротко стриженный затылок. Казалось, еще секунда и герой или появится полностью, или окончательно исчезнет. Сжатый кулак выдавал решимость и напряжение, но человека словно что-то удерживало на прежнем месте, заставляя исполнять чей-то негласный запрет на любое движение.

Черный цвет сгущался книзу холста, при этом теряя однородность, будто покрывался пятнами. Андрей вперил в них пристальный взгляд, и похолодел от ужаса: пятна красноватого оттенка сложились в слово «желание». Поморгал. Мираж пропал.

…This is how you remind me

Of what I really am… -

прозвучал последний аккорд песни.

– Соня…

Софочка затаила дыхание. Немов кашлянул.

– Неожиданная картина. Объяснишь подтекст?

– Честно, я собиралась нарисовать одно, а получилось другое. И ума не приложу, как объяснить.