Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вышел из отеля, постоял на улице, размышляя куда пойти. Авеню искрилась электрической радугой, приглашая в рестораны, казино, театры. Надел перчатки. Решил свернуть за угол и углубиться в даунтаун. Нарядные фасады зданий скрылись позади, и вскоре взору предстали иные сооружения: унылые, неуклюжие, однотипные. Прохожие попадались все реже, пока совсем не исчезли. Кому-то другому пустынные улицы навеяли бы депрессивную подавленность, но Андрей с облегчением вздохнул: мрачные лабиринты успокаивали. Он брел бесцельно, не утруждаясь запоминать дорогу, не удивляясь соседству богатых, облицованных мрамором особняков и нищих лачуг с покосившимися крышами.
В одном из переулков скромно мигала вывеска бара «Монти и Фея». Покурил и зашел внутрь. У входа в зал стоял рослый рыжий вышибала – наверняка ирландец. Он окинул посетителя равнодушным взором и отвернулся. В баре было шумно, почти все столики были заняты, и лишь у стойки призывно выпятил пухлое круглое сиденье свободный стул. Немов сел и заказал виски.
Компания за соседним столиком громко обсуждала прелести стриптизерш, танцевавших на небольшой сцене. Двое приятелей справа беседовали о погоде. Первый сетовал, что «холодно, и проклятый ветер гонит с озера туман». Второй вяло отвечал местной поговоркой: «Не нравится погода в Чикаго? Подожди полчаса, и она поменяется». Слева ворковала парочка: очевидно, простоватый, но красноречивый мачо закадрил девицу непосредственно в баре. Он шептал ей в ухо комплименты, надеясь на бесплатный секс. Она хохотала и крутила прядку пегих волос.
Дородная официантка, пользуясь перерывом, продолжила разговор с барменом. Андрей прислушался. Речь шла о недавнем ограблении банка поблизости. Украли полтора миллиона долларов, расстреляв охранников.
– И новостей никаких нет. Разве что вроде один охранник все-таки выжил, врачи постарались. Ты его не помнишь, Кайл? Он к нам часто наведывался. Пожилой, седой, пиво заказывал. Ко мне подкатывал!
Парень отрицательно покачал головой.
– Как же его… С ним еще Томми общался. То ли Клаус, то ли Паулс, – официантка вопросительно поглядела на бармена и поправила на груди беджик, на котором было написано «Жозефина».
– Полиция, кстати, схватила кого-то на месте преступления. Не раскололи?
– Помилуй, откуда ж мне знать? – женщина взяла поднос и направилась в зал. В профиль она была гораздо симпатичнее. Родинка на щеке придавала ее лицу пикантность.
В помещении было накурено. Пахло спиртным. Посидел в баре около часа, понаблюдав за Жозефиной. Шарм у нее, определенно, имелся. Оставил щедрые чаевые, на прощание посмотрел ей в глаза прямым взглядом.
Ветер стих. Стеклянный купол ночного неба, покрытый инеем звезд, угрюмо нависал над городом. На улице царила тишина, какая бывает ночью в украинских хуторах, затерянных средь лесов. Ноги вынесли путника на East Harrison Street, где удалось поймать такси. Вернулся в отель, шатаясь от усталости. На автомате принял душ. В спальне расстелил постель и залез под одеяло. Перед тем как заснуть, в памяти всплыла последняя беседа с Соней и ее трогательное признание:
– После знакомства с тобой я поняла кое-что очень важное. Да, может быть, я готова часами обсуждать преимущества стиля Версаче перед Армани и при этом не иметь понятия, кто такой Достоевский. Но это не значит, что я не способна оценить чьи-то душевные качества. Мне кажется… Нет, я уверена… Я знаю – я люблю тебя. А ведь чувства не зависят от наличия или отсутствия вузовского диплома. И пусть я не владею логарифмами, зато вычислила самую важную задачу в жизни и нашла ответ: любовь дороже всего. Ради любви легко пожертвовать деньгами, комфортом, гордостью и не воспринять это как жертву. Потому что любить кого-то, любить самой, испытывая все мыслимые и немыслимые терзания – настоящее счастье. Возможно, ты будешь смеяться… Он не смеялся.
Крайтон предполагал, что за время ожидания события голова разорвется от мыслей. Он ошибался. Мыслей было мало. Известные писатели создавали многостраничные романы о душевных страданиях людей, приговоренных к смерти. Откуда столько фантазии? Томас горько усмехнулся: его размышления тянули максимум на короткий рассказ. О чем рефлексировать? Он просил способ спасти дочь и получил его. То, что придется расплачиваться собственной жизнью, – уже нюанс. Печально, конечно. Умирать не хотелось. Но еще больше не хотелось, чтобы умерла Тина. Ему пообещали, что он увидит их. Своих девочек. Перед тем, как…
– Лицом к стене! Руки за голову!
Его обыскали и повели в приемное отделение, где он долго отвечал на вопросы. Дежурный объяснил, что за ним прибыл полицейский фургон, чтобы отвезти в суд на слушание по делу. XR1070 не питал иллюзий, куда именно его повезут. Конвоир вывел заключенного на улицу, открыл дверцу машины, подтолкнул в спину. Фургон тронулся, выплюнув из-под колес снежные комья.
В зарешеченное окошко неистово долбилось солнце. Зажмурился: свет впивался в глаза остервенелыми иглами. В такой ясный погожий день веришь в чудесное будущее. Даже когда знаешь, что его нет. Автомобиль мчался по хайвэю, свернул на второстепенную дорогу, а потом в переулок. Затормозил. Полицейские вытащили подследственного из фургона и усадили в припаркованный на обочине джип с тонированными стеклами. В салоне было трое.
– Трогай, – приказал адвокат водителю и повернулся к Томасу. – Добрый день. Как самочувствие?
– Наручники жмут.
– Нда, неприятно.
Минут двадцать ехали молча. Здоровый детина, умостившийся на переднем кресле, неотрывно глядел на Крайтона, накрыв ладонью лежавший на коленях пистолет. Джип остановился.
– На выход? – нарушил тишину пленник.
– Нет. Видите? – Хоук указал на здание напротив, огороженное невысоким белым заборчиком.
– И?
– Это клиника. А это мобильный, – адвокат достал из кармана телефон. – Я набираю номер вашей жены. Пять минут. Лишнее слово – и разговор прервется.
Мэдди ждала, когда доктор закончит осмотр Тины и назначит точную дату операции.
В холле госпиталя было тихо. Снующие туда-сюда медсестры переговаривались шепотом, а посетители молча сидели на кожаных диванах, поглощенные своими думами. Едва из банка пришло уведомление о поступлении на счет крупной суммы, девушка словно очнулась от ужасного бреда, в котором пребывала последнее время. Ее вызывали в полицию, расспрашивали о муже, но толком ничего не объясняли. Она кричала на офицера, требуя рассказать ей, в чем дело и где ее муж. Следователь пригрозил: «Не угомонитесь – задержим на сутки». Потом сжалился и намекнул, что Крайтон подозревается в убийстве.
Какая чушь! Томми был не самым законопослушным гражданином, но на убийство он не способен! И если он под арестом, то она имеет право на свидание! Офицер силой вывел ее из кабинета и заявил, что свяжется с нею, когда ситуация прояснится. Дома она рыдала в подушку, в отчаянии сжимая кулаки. Что происходит? Она не понимала, почему ей не разрешали увидеться с мужем. Судьба испытывала ее на прочность?