– Больше их не надену. – Рябинин спросил полицейского: – Я не нужен?

Тот ответил:

– Можете идти. Здесь все понятно.

Яков Иванович направился к двери.

– А ботинки? – окликнул его сапожник.

– Выбрось. – Рябинин осекся. – Черт… Мне ж их сдавать. – Он искоса взглянул на ботинки, стоявшие на прилавке. – Заверни их во что-нибудь.

– Я лучше в пакет положу, – армянин сноровисто засунул ботинки в пакет и протянул его участковому.

– Спасибо, – буркнул Рябинин, забрал пакет и вышел из мастерской.

Он вернулся по Кривоколенному, свернул на Банковский, оттуда – на Мясницкую улицу. Взглянув на пакет, в котором лежали ботинки, Рябинин почувствовал себя неуютно и сам удивился этому чувству.

– Яков Иванович!

Рябинин обернулся. К нему подошла Катерина Трубникова.

– Здравствуйте! Вы к нам?

– Признаться, не собирался.

– А я решила проверить, как дела у рабочих.

– Тогда идемте. Пройдусь вместе с вами. – Рябинин подстроился под ее шаг.

Катерина спросила:

– Что нового?

– Имеете в виду следствие по вашему делу? – он неопределенно пожал плечами. – Не знаю.

– А что насчет Зоткина?

– С ним все уже ясно.

– И что?

– Он был сердечником. Спускался в темноте, стало плохо, упал с лестницы. Сердце, знаете ли…

– И у него тоже, – мрачно обронила Катерина. – Это какая-то эпидемия.

– А что удивительного? Я сам раз в году ложусь в кардиологию. Восемь из десяти мужчин подвержены сердечно-сосудистым заболеваниям.

– Но не все восемь безвременно умирают.

– А это у каждого по-своему. У меня, например, жена – врач. Я сам ничего не чувствую, но она уж видит: что-то не то. Когда нужно – таблеточку. Приспичит – укольчик.

– Ну, с такой женой вам точно ничего не грозит.

– До сих пор бог миловал. – Рябинин посмотрел на пакет с ботинками и непроизвольно поморщился. – Сегодня паршивый день…

– Почему? – живо поинтересовалась Катерина.

– Вы не поверите. Только что умер сапожник, который ремонтировал мои полуботинки.

– Дайте-ка, я догадаюсь… Сердце?

– Не надо иронизировать. Смерть человека – не повод для шуток.

– Простите, – смутилась Катерина. – Не знаю, как реагировать на эту напасть.

– Думаете, мне это нравится? Сами понимаете – против медицинского заключения нет аргументов.

– Есть.

Рябинин замедлил шаг и посмотрел на Катерину.

– Сказав «а»…

– …говорю «б», – продолжила она. – Вам известно о существовании ядов, которые вызывают сильную аритмию и, как следствие, – остановку сердца? При этом в теле погибшего не остается следов.

– Слышал. И, как я понимаю, речь идет о шпионских спецсредствах. Понимаю, к чему вы клоните. Приведу серьезный контраргумент: любое преступление должно иметь смысл. Скажите, для чего убивать рабочих, один из которых приехал из Белоруссии, два других – с Украины? Чтобы ими заинтересовались спецслужбы, они должны быть, по крайней мере, суперагентами. Согласитесь, это смешно.

– Вы только что сказали, что смерть людей – не повод для смеха.

– Виноват.

Рябинин и Катерина зашли в арку и увидели во дворе Инну Михайловну, которая болтала с соседкой. Завидев Катерину, она всплеснула руками:

– Как хорошо, что я вас встретила!

– Что такое?

Распрощавшись с соседкой, Инна Михайловна ринулась к ним.

– Этой ночью мне не спалось… У стариков такое случается. До самого утра проворочалась, о чем только не передумала. И знаете, мне вспомнился один родительский разговор. Это было вскоре после того, как разделили коммуналку. Мы жили в отдельной квартире, а в вашу часть вселилась контора, об этом я уже говорила. Так вот, мама сказала отцу, что видела, как туда входила Фаина Евгеньевна.

Катерина уточнила:

– Мать Лили Глейзер?

– Да, ее мать. – Инна Михайловна с большой охотой продолжила: – Отец тогда сказал ей, что она обозналась. К тому времени жильцов расселили, и Глейзеры получили другое жилье… Помнится, родители поругались. Мама обиделась, что папа ей не поверил. Он же стоял на своем: квартиру занимала контора, и Фаине Евгеньевне там нечего было делать.

– Это все? – спросила Катерина.

– Вспомню что-нибудь – непременно вам расскажу. – Старуха попрощалась и двинулась в сторону магазина.

– Это что-нибудь значит? – поинтересовался Рябинин.

– Что именно?

– То, что рассказала Инна Михайловна.

– В нашей квартире в пятьдесят втором году обосновалась контора. Инна Михайловна вспомнила, что туда приходила бывшая жиличка. Они с дочерью до расселения занимали одну комнату.

– Мало ли… – заметил Рябинин. – Может, на работу хотела устроиться.

Катерина не стала распространяться, что на самом деле находилось в этой квартире и за чем приглядывал отец Инны Михайловны. То, как настойчиво он переубеждал жену, говорило о многом.

– А я не верю в подобные совпадения, – сказала она и посмотрела в глаза Рябинину. – Но я уверена, что гибель рабочих и смерть Зоткина прочно связаны между собой.

– Скажете тоже… – усмехнулся Яков Иванович. – И смерть сапожника?

– Не удивлюсь.

– Экие небывальщины…

– Только на первый взгляд. – Катерина продолжила: – Задумайтесь: сколько мелочей и подробностей ускользает от внимания человека. Мы смотрим, но часто не видим, не замечаем важных деталей. А они, эти детали, могли бы в корне поменять ситуацию.

Рябинин принял ее замечание за упрек и начал оправдываться:

– Когда мы с Зоткиным зашли в комнату, я все внимательно осмотрел. После меня там работала бригада криминалистов. И если они ничего не нашли…

Рябинин и Катерина стояли у подъезда и смотрели друг другу в глаза.

– Ну, предположим, – продолжила Катерина, – вы вошли первым…

– Первым вошел Зоткин, – уточнил Яков Иванович.

– Хорошо, пусть – Зоткин.

– Паркетные полы, как вы знаете, взломали. Между лагами лежал спрессованный старый мусор. Когда я вошел, Зоткин уже стоял возле трупа. Я шагнул, под ботинком хрустнуло. Да-да… – Рябинин вдруг замолчал. – Я помню: под ногами захрустело стекло. В комнате было тихо, и я хорошо слышал этот звук. Потом я открыл окно.

– В каких вы были ботинках?

– Там было много всякого мусора…