— Водите сюда своих дам? Тут хорошо, мало народубывает. Безопасно.

Он рассмеялся.

— Я счастлив, что вы записали себя в мои дамы.

— Боже упаси!

Да, с ним надо осторожнее.

В зале громко пела канарейка. И не было ни души.

— Олеся, вы не за рулем, вина выпьете? Кстати, у васчто-то с машиной?

— Нет, просто я пошла пешком на рынок, а тут позвониламама, пришлось схватить такси…

— Олеся, это правда, что вы выходите за Миклашевича?

— Решили взять быка за рога?

— Нет, я просто хочу, чтобы они у него выросли.

— Вы чересчур прямолинейны.

— А прямая это всегда самый короткий путь к цели.

Я только головой покачала, а он смотрел на меня так, что мнетоже захотелось немедленно наставить Миклашевичу рога, тем более, я абсолютноне была уверена, что он не нашел себе в Карловых Варах дамочку для временныхутех…

У меня вдруг как-то пьяно и счастливо закружилась голова,хотя я не выпила еще ни глотка. Я чувствовала себя так, как нечасто бывало вжизни… И это относилось не только к Аполлонычу, глядевшему на меня соткровенным вожделением, нет, мне сейчас было почти наплевать на него, я сейчаслюбила себя, я гордилась собой. Я, закомплексованная, затюканная матерью,жизнью, Миклашевичем, сумела сбросить с себя все это, я нашла стезю, я добиласьуспеха, но главное, я стала другим человеком, другой женщиной!

— Олеся, вы где сейчас? — вкрадчиво осведомилсябарон Розен.

— Матвей Аполлонович, а как принято обращаться кбаронам? Граф — ваше сиятельство, князь — ваша светлость, а барон?

Понятия не имею! — рассмеялся он. — Мне моебаронство как-то до фени! Зовите меня просто Матвей.

— А как вас звали родители?

— Отец Матюхой, а мама — Мотей.

— А как звали вашего отца?

— Полик. Смешно, да?

— Да.

— А кстати, я теперь знаю все про ваши дурацкие наития.Мне рассказала ваша очаровательная подруга.

— Вот трепло! Разрушила такую красивую легенду!

— Я не знаю, что там с вашим наитием, но вы для менястали наваждением.

— Благодаря так называемому наитию?

— Не исключено, но факт остается фактом.

— А знаете, я в своей новой книге пишу о точно такойистории. Я многое беру из жизни, как Джамбул, что вижу, то и пою. Вы знаете,кто такой Джамбул?

— Вы забыли, сколько мне лет? Конечно, знаю. Даже помнюего портрет в «Родной речи». Я ему пририсовал рога…

— Послушайте, что за страсть к рогам? А вы сами нерогаты, случайно?

— Полагаю, что нет.

Я поняла, что он, вероятно, не пережил бы Арининой измены, асам готов ей изменять на каждом шагу. Впрочем, чему удивляться, все мужикитаковы.

— Я знаю, о чем вы сейчас подумали, — засмеялсяон.

— Держу пари, вы ошибаетесь.

— Пари держать не будем, вы же все равно непризнаетесь. Но это только треп. А я должен, просто обязан сказать… Я потерялголову.

— И я должна помочь вам ее найти?

— Просто обязаны! Вы так круто меня заинтриговали…

— Но вы же теперь знаете происхождение интриги.

— А это уже не важно! И потом, Олеся, если бы недосадные случайности, у нас уже дважды была возможность…

— Досадные случайности это ваша жена и мой будущий муж?

— Олеся, зачем так конкретизировать все? Досаднаяслучайность есть досадная случайность.

— Знаете, барон, я баба довольно суеверная, и помню,что Бог любит троицу. Обязательно возникнет третья досадная случайность. Такчто не судьба…

— Ерунда! Если возникнет третья, то уж потом… И совсемне обязательно, что она возникнет… Черт знает что получается. Я уж понял —досадная случайность это вы сами.

— То есть?

— С вами не нужно пускаться в разговоры, с вами надодействовать.

— Возможно, но тут и происходят досадные случайности. Ивообще, барон, я терпеть не могу иметь дело с женатыми мужчинами. Этообременительно для совести, неудобно и даже унизительно.

Я вдруг разозлилась, устала, в меня закрался какой-то страх,так со мной бывает, и этот страх никак не относился к барону.

— Извините, мне нужно позвонить сыну.

— Ради бога!

Я набрала Гошкин номер.

— Гош, у вас все в порядке?

— Да, мамуль, все клево! Вчера бабушка звонила.

— Я знаю.

— А сегодня дядя Митя звонил.

— Зачем?

— Ну, спрашивал, как дела и все такое… жаловался, чтоему там скучно… А что у тебя, мам?

— Все нормально, сын. Ну ладно, пока!

— Что с вами, Олеся? Вы отчего-то вдруг встревожились?

— Да, сама не знаю, почему.

Я сидела на диване спиной к окну и вдруг заметила, что унего изменилось лицо. На нем отразился искренний восторг и даже умиление.

— Олеся! Гляньте, какая собака!

Я обернулась. На другой стороне Вспольного переулка стоялмужчина с невероятной собакой. Она была огромная и фантастически красивая. Серебристаяпушистая шкура и черная, тяжелая, но на редкость добродушная морда.

— Ох, а что это за порода? — воскликнула я.

— Понятия не имею! Но глаз не оторвать! Вы любитесобак, Олеся?

— Очень. А эту так и хочется обнять…

И вдруг у меня замерло сердце. К мужчине с собакой подошлаженщина, погладила пса, чмокнула мужчину… Это была Юлька! У меня не возникло нисекунды сомнения. Она опять в Москве. Меня заколотило.

— Олеся, что случилось, вы так побледнели?

— Матвей, это моя родная сестра…

— Почему вы говорите об этом так, словно увиделипризрак?

— Собственно, вы не так уж далеки от истины.

И в этот момент в ресторане появилась Юлька с кавалером.Куда они девали собаку, хотела бы я знать?

— Олеся? Ты?

— А что ты так удивляешься? Москва мой родной город…

— Ты выследила меня? Я еще тогда поняла, что совершилаошибку, позвав тебя сюда…

— Юля! — одернул ее мужчина. — Это твоясестра?

— Идем отсюда, я не хочу, чтобы меня выслеживали…