— Знаешь, по сравнению с моей мамой, Амалия Адамовнасущий ангел! Обожает играть в карты, помешана на своей собачке, немножковзбалмошна, но это все нормально, а моя…

— Олесь, а Юля… Она больше не появлялась?

— Нет, даже ни разу не позвонила. Знаешь, я оченьотчетливо, наверное, впервые в жизни поняла, что такое отрезанный ломоть.

— Непонятно только, кто его отрезал, этот ломоть.Надежда Львовна или сама Юля…

— На сей раз все-таки Юля. Мать сделала глубокийнадрез, но Юлька…

— Как грустно, Олеська!

— Грустно…

— Но не окончательно, наверное? Вон ведь Миклашевичтоже считался отрезанным ломтем, а видишь как…

— Да, странная штука жизнь… Но все-таки хорошая и заэто стоит выпить, как ты считаешь?

— Стоит! Скажи, а Розе звонить не будешь?

— Еще не хватало!

— А Миклашевич в Москве?

— Нет, он поехал в Карловы Вары. Там Амалия Адамовна ион тоже решил пройти там курс…

— Подлечить печенку, прежде чем жениться?

— По-видимому.

Когда я вернулась домой, мне вдруг стало грустно — я таклюблю свою квартиру, мне так хорошо здесь одной, зачем я согласиласьперебраться к Миклашевичу? Правда, еще не сейчас, а когда допишу книгу… Когдаже я ее допишу? Надо поскорее садиться за работу. Вот завтра с самого утра исяду. Я уже соскучилась по своей непутевой Марине и ее двум зайцам. А у меняостался только один заяц… И хорошо, не надо блуждать в трех жалких сосенках…Зазвонил телефон.

— Олеська, как ты там? Я соскучился!

— Мить, я жутко устала…

— А я хочу только пожелать тебе спокойной ночи, —голос был бархатный, нежный, обволакивающий. — Я люблю тебя.

— Митька, что с тобой?

— Забота юности, любовь! Мама шлет тебе привет.

— Передай ей от меня тоже… Ты там лечишься?

— Первый и последний раз в жизни! Это кошмар, но я уженачал, говорят, если бросить, все мучения пойдут насмарку. Ты скучаешь по мне?

— Да, скучаю. Но с утра берусь за работу и скучать мнебудет некогда.

— Да уж, пиши скорее, а то я не выдержу и сам вселюсь ктебе.

— Миклашевич, не начинай!

— Все, молчу и целую. Спокойной ночи, деточка!

Утром я села за работу, но мысли разбредались, голова былапуста, я не могла написать ни строчки. В таких случаях мне надо выйти из дому ипройтись. Я заглянула в холодильник. Там было почти так же пусто, как у меня вголове. Вот и хорошо, пойду куплю продукты, кстати, надо еще заплатить заквартиру, за свет. Я занялась квитанциями и вскоре уже вышла из дома. Почему-товспомнился Матвей, как я его тогда разыграла. Интересно, к кому он приезжал вовторой подъезд? Хотя какое мне до этого дело? А смешно вспомнить, до чегоозадаченное лицо у него тогда было. Я прошла уже половину пути, заплатила заквартиру, когда позвонила мама.

— Олеся, я плохо себя чувствую.

— Что такое, мама?

— Давление подскочило! Мне необходимо купить лекарство.У меня кончилось.

— Хорошо, я сейчас куплю и привезу. Может быть, нужночто-то еще?

— Да, нужна минеральная вода, обязательно «нарзан», аеще купи апельсины.

— Мам, ну сейчас же лето, может, что-то летнее,абрикосы, черешню, клубнику… Малина уже есть.

— Не вздумай покупать на улице! Там фрукты полнытяжелых металлов! Только в магазине. Я же знаю, ты купишь первое попавшееся, ау апельсинов, по крайней мере, толстая кожура.

— Я куплю на рынке.

— Откуда ты можешь знать, где эти рыночные фруктыхранятся? Короче, купи апельсины.

— Хорошо, куплю апельсины. Что-нибудь еще?

— Нет, больше ничего не нужно. Главное — лекарство. Ипоскорее, мне плохо!

Вот и подумала над книгой! Ну ничего, значит, сегодня небуду работать, видно, не судьба. Я зашла в супермаркет, купила апельсины и ещекоробочку нектаринов, может, мама сочтет их безопасными, на них наклейка«Седьмого континента». Потом я зашла в аптеку и решила не тащиться на рынок.Возьму сейчас такси и отвезу все. Выслушаю еще порцию жалоб, а там будет видно.Опять зазвонил телефон. Номер незнакомый.

— Алло! Алло, вас не слышно!

— Олеся?

Я сразу его узнала и почему-то екнуло сердце.

— Кто это? — притворилась я.

— Олеся, это Розен.

— Матвей Аполлонович? Чем обязана?

— Олеся, надо срочно повидаться! Это правда, надо,почувствовала я.

— Зачем это? Хотите научить меня разбираться в сортахвиски?

— Боже, какая злопамятность! — облегченнорассмеялся он. — Нет, я ничему не стану вас учить, я сам хочу научиться…

— Чему?

— Всему, Олеся, всему!

— Звучит многозначительно, но… не слишком умно!

Тоже верно. Олеся, все дело в том, что при вас я дурею, мненужно вероятно к вам привыкнуть, чтобы вы не считали меня идиотом. Поверьте, яне такой.

— Пока придется поверить на слово. — Мне сталовесело и легко. — Так что вы предлагаете?

— Для начала предлагаю пообедать. У меня будет два часас двух до четырех. Годится?

Я посмотрела на часы.

— Хорошо. Где?

— Как вы относитесь к итальянской кухне?

— Положительно.

— Тогда… Вы сейчас где?

— Я еду к маме на Ломоносовский, но без машины.

— Отлично, я пришлю за вами машину, скажем, к половиневторого, годится?

— Хорошо.

— Говорите адрес!

Я сказала.

— Олеся, мой водитель позвонит вам на мобильный.

— Договорились.

Очень интересно! Он, значит, решил действовать, узнав опредстоящем браке с Миклашевичем? Ну-ну, поглядим, как он станетдемонстрировать свой ум. Но чувством юмора бог его все-таки не обидел, и тохлеб. А после разговора с мамой, обед в его компании это именно то, что нужно.И в конце концов обед, да еще с ограничением во времени, ровно ничего незначит! Но настроение заметно улучшилось.

— Ну наконец-то! Сколько нужно времени, чтобы купитьтот пустяк, о котором я просила?