и равнодушно ожидая своей незавидной участи…

Он с трудом отодвинул плиту склепа и с усилием достал из давно утрамбованной земли алюминиевый ящик. Отбив крышку ящика, заглянул внутрь. Там лежал комплект одежды, а под ним четыре паспорта — британский, французский, американский, советский — и, аккуратно перевязанные резинками, пачки банкнот (отдельно фунты, отдельно франки, отдельно доллары и советские рубли). На банкнотах лежали три белых пластиковых флакона «Олд Спайс» (один флакон с осветлителем, два других содержали разные краски для волос) и бритва. Отдельно, в льняной тряпочке, были завернуты роговые очки с обычными стеклами и маленькое зеркало.

Карташов раскрыл паспорта и начал внимательно рассматривать фотографии. Во всех паспортах одинаковым было только его лицо. В одном документе он был блондином, в другом — брюнетом, в третьем — шатеном. Волосы короткие, длинные, а в советском паспорте он был вообще обрит наголо.

Карташов раскрыл британский паспорт и внимательно начал рассматривать свое изображение: Джон Фелтон — шатен с короткой стрижкой, в роговых очках, с чуть рассеянным взглядом.

Рядом с ящиком стоял большой таз для цветов, который он предусмотрительно заполнил водой из соседнего родника. Карташов достал зеркальце, прислонил его к выступу стены склепа, разложил рядом флакон с осветлителем и краской, потом, набрав в маленький ковшик воду из таза, начал увлажнять свои черные, как смоль, волосы, вглядываясь в зеркальце под неверным пыльным светом.

Через три часа открылась старая железная калитка склепа, выкрашенная в нелепый синий цвет. Склеп был выполнен в форме египетских пирамид из серых замшелых от времени камней, со входом, обрамленным желтым мрамором и крыльями ангела, выгравированными на фронтоне. Благодаря своей необычной форме он бросался в глаза, и его было легко обнаружить на фоне традиционных памятников, надгробий и стелл, выполненных в стиле кубинского барокко. Склеп находился на центральном гаванском кладбище «Цементерио де Кристобаль Колон» в районе Ведадо.

Из калитки странного склепа вышел шатен в роговых очках, кремовой сорочке, светло-синих, чуть помятых брюках, перепоясанных тонким черным ремнем, и в темно-коричневых сандалиях. С плеча шатена свисала легкая холщовая сумка. Он аккуратно, не спеша, прикрыл за собой калитку, поправил табличку с надписью: «Авенида 32», выпрямился во весь рост, оглянулся вокруг и в абсолютной тишине направился к выходу с кладбища.

Со всех сторон его окружали скорбящие ангелы с поникшими головами и с опущенными крыльями, изваяния Святых Дев, скорбно вглядывающихся в небеса невидящими глазами, с гирляндой каменных цветов в протянутых к небесам ладонях, и стеллы, воздвигнутые то тут, то там вдоль аллеи.

Он неторопливо вышел через помпезную арку с кладбища на Пласа-де-Армас и прогулочным шагом направился в сторону набережной Мале-кон. Вслед ему смотрели тысячи немых скорбящих изваяний прекрасного города мраморных ангелов, воспевающих смерть каждый на свой лад…

С парома древний город с прекрасным Варадеро, в обрамлении выжженных солнцем белоснежных зданий и шпилей в мавританском стиле, с застывшими в полуденном зное кронами кокосовых пальм, выглядел просто сказочно. Но вблизи он оставлял удручающее впечатление. Мавританский, испанский, итальянский, греческий и римский стили, смешавшись в удивительной гармонии, очаровывали и завораживали своей неповторимостью. Однако пустые незастекленные окна, проемы, забитые дощечками, или закрытые жалюзи, обветшалые стены с местами выпавшей штукатуркой, покрытые трещинами, как морщинами от времени, оставляли впечатление заброшенности и нищеты. Но при этом все они были наполнены жизнью.

Богатые районы Мирамар, Мариано и Ведадо в обрамлении пальмовых аллей и искусных ландшафтных садов с множеством заброшенных зданий, поспешно покинутых своими прежними жителями, сиротливо демонстрировали окружающим свою ненужную красоту. По некогда холенным лужайкам бродили бездомные собаки, что-то воровато вынюхивая и справляя нужду на некогда прекрасных клумбах из антуриумов и бромелий различных расцветок. Революция, изгнав поработителей и эксплуататоров со своих насиженных мест, так и не придумала чем заполнить пустоту богатства, оставив ненужную роскошь чахнуть и догнивать под беспощадным кубинским солнцем. И над всем этим возвышалась огромная статуя Христа Гаваны, из белоснежного каррарского мрамора, то ли благословляя новую жизнь острова, то ли скорбя о потерях и нищете прекрасного города.

Карташов не спеша прошел мимо посольства Советского Союза по Пятой Авеню пляжа, незаметно, но внимательно разглядывая здание. Оценил охрану по периметру и, не замедляя хода, продолжил движение по направлению отеля Гавана-Хилтон, минуя отель Гавана-Ривьера. Некогда это были шикарные казино-отели, и здесь кипела жизнь. Сейчас, заброшенные, с одним охранником у входа, они оставляли впечатление мертвецов, которых забыли похоронить.

С правой стороны возвышался прекрасный Гаванский Собор, построенный в неповторимом стиле кубинского барокко. Минуя собор, Карташев побрел в сторону некогда дорогого отеля Националь де Куба. Здесь он когда-то снимал шикарный номер. Теперь потрескавшаяся кладка и выбитые стекла окон говорили о новых временах, и только высоченные финиковые пальмы, растущие вдоль аллей отеля, флегматично взирали на происходящее с безразличием бессмертных.

Его целью был гаванский порт. Это был единственный порт на Кубе, где разрешалось швартоваться кораблям из капиталистических стран. Даже при наличии денег о гостинице и такси не могло быть и речи. Туземцы не имели права даже перепродавать машины друг другу. По городу разъезжали большие американские «Кадиллаки» и «Меркьюри», которые впопыхах бросили их бывшие хозяева, сбежавшие с острова. За рулем дорогих машин сидели нищие кубинцы, успевшие их «экспроприировать» и теперь подрабатывающие извозом. Но садится к ним было нельзя. Водитель обязан был доложить об иностранце, хотя бы из страха перед новой властью.

Чем дольше Карташов оставался на улицах города, тем больше была вероятность того, что информация о нем дойдет до соответствующих органов. И поэтому, несмотря на неторопливость его походки и ленивую медлительность, он спешил. ОЧЕНЬ СПЕШИЛ…

Окно рыбацкой хижины смотрело прямо на порт. Там, облепленные множеством шлюпок, стояли на дозаправке шотландский рыболовецкий траулер «Корделия» и танкер под канадским флагом «Святой Джон».

Карташов внимательно разглядывал оба судна. Судя по приготовлениям, долго задерживаться в порту они не собирались, да и революционное правительство острова не одобряло длительное нахождение в своей акватории иностранных судов. Самое позднее ночью эти корабли отчалят, и ему надо было решать на какое из судов проникнуть. Он знал о жестких канадских законах, и потому больше склонялся в сторону шотландского траулера. Главное было проникнуть на судно и продержаться до выхода в открытое море. Там, по морским законам, «зайца» обязаны были сдать в следующем порту прибытия. А вокруг, кроме Кубы, в этом регионе не было ни одной социалистической страны. Конечно, проникнуть на канадский танкер и спрятаться там было бы проще. Он был большой, и возможностей скрыться на борту соответственно было множество.