«Пахнешь, как мечты воплощаемые с нуля.

Пахнешь, как желание – чистое животное желание;

Но ты пахнешь на шестнадцать. Ты, как первое свидание».

Невольно вспоминаю, что первый звоночек моего сдвига на этой малявке был именно из-за запаха. Описания в тексте песни, конечно, слюнявые, я бы назвал все это куда проще – гребаная токсикомания. Но Ане нравится трек, а мне нравится смотреть, как она раскрывается и освобождается от своих оков для меня. Нравится сводить ее с ума, ввергая в безумие, которым охвачен сам.

«Ты можешь сжечь меня, как старый мерин.

Воздух в моей атмосфере.

Пахнешь наготой, даже когда тепло одета.

Пахнешь, как планета. Пахнешь, как космос»

Аня вскидывает руки и кружится на месте, скользя по деревянной поверхности. Дергаюсь вперед, чтобы поймать, если вдруг упадет, но этого не происходит. Женский голос в припеве, плавные движения Никитиной, которые высекают искры из моего сердца. Малышка шевелит губами, подпевая: «Навсегда. Навсегда», а мне приходится задавать вопрос, который действительно озвучивает мои мысли.

«Навсегда ли это?

В космос ты, в космос я.

Навсегда ли это?»

Теперь наш дуэт обретает совсем иной смысл. Это не планировалось заранее, но назад пути нет. Вижу в ее глазах нежность вперемешку со страхом и хочу стереть второй начисто. Но как? Как, черт возьми, это сделать, когда жизнь непредсказуема и изменчива? Когда она бьет в спину руками самых близких людей?

Я не хочу делать Ане больно, не хочу видеть ее слезы, но это все случится. Всегда случается. Я не могу стать другим человеком, изменить характер или изгнать гнев и ярость, что живут во мне. Они часть меня. Я могу лишь быть честным в своих желаниях и поступках. Могу дать ей в руки нож и нарисовать крест у себя на груди, чтобы она убила меня без лишних раздумий, если понадобится. Аня должна быть к этому готова, но сейчас…

Она нужна мне.

Я хочу ее.

Всю без остатка!

И мне не важны обещания, это все куда глубже. Все внутри, а не понос изо рта. Я слышал кучу лживых, но таких правильных слов, признаний и прочего говна, а на деле видел… Грязь. Боль. Жестокость и обман. И научился лишь ненавидеть.

С Аней все не так. Она может орать на меня, царапаться, кусаться, а потом целовать так, словно пытается дотянуться до души, которая чудом еще не сдохла. Обнимать так, что своей мягкостью ломает кости, не прилагая абсолютно никаких усилий. И это моя нирвана. Мой идеал, который я определенно не заслуживаю, и доказываю это повторно, не желая ее отпускать. Ни за что, пока она сама не решит всадить мне нож между ребер.

«Ты выглядишь, как кайф. Ты, как папира.

Выглядишь, как цацки лучших ювелиров -

И разносишь меня в щепки, как Мортира»

(прим.автора: Мортира – артиллерийское орудие с коротким стволом, предназначена главным образом для разрушения особо прочных оборонительных сооружений)

Больше не могу держаться от нее на расстоянии. Все! Насмотрелся. Хочу чувствовать. Подхожу к барной стойке, и Аня, словно услышав мои мысли, опускается на колени. Касаюсь ее лица, она трется щекой о мою ладонь, сладко улыбаясь.

«Ты, как страсть – это больше чем секс.

Как стихи, как самый хитовый текст.

Выглядишь как полюс. Ты выше, чем Эверест.

Ты прям, как космос – это выше небес»

Стягиваю малышку с барки, и она продолжает танец рядом со мной. Опускаю голову, упираясь лбом в ее лоб. Наши губы разделяет холодный микрофон, и голоса становятся в несколько раз громче.

Аня: «Навсегда, навсегда…»

Никита: «Навсегда ли это?»

Аня: «В космос ты, в космос я…»

Никита: «Навсегда ли это?»

Аня: «Навсегда, навсегда, навсегда, навсегда, навсегда,

В космос ты, в космос я…»

Никита: «Навсегда ли это?»

Мелодия исчезает. Опускаю руку, сжимая микрофон. В воздухе замирает вопрос, на который ни у нее, ни у меня нет ответа. Мне он не нужен, а вот ей…

Аня поднимается на носки и шепчет дрожащим голосом:

– Никита…

Оставляю микрофон на барной стойке и прижимаю к себе малышку, потому что ее реакция пугает. Да еб твою мать! Снова слезы?! Можно где-то воду перекрыть?

– Ну че ты ноешь опять? Хуже, чем твой любимец, эту песню исполнить нереально, так что не надо…

– Ты идиот? – смеется она сквозь всхлипы.

– Ревешь ты, а идиот я? Железная логика!

Меня начинает колотить странное предчувствие или чувство. Не могу его понять, не получается расшифровать.

– Никита, – Аня трется холодным носом о мой, ударяя в губы сбивчивым дыханием, – я тебя…

Это даже не нож в сердце. Это тысяча ножей во все тело, пропитанных смертельным ядом.

– Я знаю, – набрасываюсь на ее губы.

Поцелуй перетекает из яростного в отчаянный, в страстный, а следом в чувственный. Хаотичные движения рук, пальцы путаются в пуговицах рубашек. Пытаемся сорвать одежду друг с друга наперегонки. Разум выходит на перекур, оставляя резвиться все чувства, что боялись ему противостоять.

Падает стул. Из колонок играет музыка, но я слышу лишь свое рычание, ее стоны, шорох одежды и треск ниток. Прижимаю Аню к барной стойке, удерживая за бедра. Она запрокидывает голову и громко вскрикивает после первого толчка.

Этого мало! Хочу услышать еще!

– Да! Никита! – Аня царапает мою спину.

Преград больше нет, страха тоже. Только она. Только сейчас. Так остро и жестко. Свет в глазах, эхо ее громкого голоса, выкрикивающего мое имя. Держаться практически невозможно, вибрации бегут по телу. Аня сжимает меня и содрогается, обжигая душу, и я впиваюсь пальцами в ее бедра, теряя себя.

– Дома будет подольше. Ты дразнила меня всю ночь, – хриплю я, тяжело дыша, и осторожно опускаю ее на ноги.

– Великий Клим так сильно хочет меня? – хихикает малышка, но я слышу в ее голосе что-то еще.

Аня прижимается ко мне так крепко и жадно, словно боится отпустить. Незамедлительно отвечаю на ее объятия, вдыхая крышесносный запах ее волос.

– Аня, в чем дело? – не мешкаю с вопросом, мне надоели ее заскоки.

– Я…

Обхватываю ее лицо, заставляя посмотреть мне в глаза:

– Говори.

– Я боюсь потерять тебя. Так сильно, что… – она зажмуривается. – Знаю, что это глупо. И что я достала тебя, но это не поддается контролю. Прости…