Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Может и…
– Ты больной?! Нет, конечно!
– Значит, когда все случится, ты еще громче завоешь. Сочувствую, Клим, но зато потом счастья привалит, мама не горюй.
Лед сковывает кровь, вены трещат от холода. Аня забеременеет? Дети? Не-е-ет… Я к этому точно не готов и вряд ли когда-нибудь буду. Невольно вспоминаю детство, мать… Сигарета обжигает пальцы, и я бросаю окурок на землю, втаптывая его в пыльный асфальт вместе с мыслями о подобном будущем.
Перемены в настроении Никиты меня когда-нибудь доконают. Он меняется так быстро, что я просто не успеваю реагировать. Он, то злится, то морозится. Потом вдруг становится серьезным и открытым, насколько это вообще возможно, а в итоге заявляет, что хочет познакомиться с моими одногруппниками, чтобы… Черт! Мы как будто настоящая пара. Ну, почти нормальная. Ревность, страсть, все дела блатные. И эта капелька определенности, которую я уже и не надеялась получить, выбивает из колеи.
Если меня не будет рядом, я хочу быть уверен, что никакая малолетняя шваль не будет тянуть руки к моей девушке.
То есть, когда он вернется на работу, мы не расстанемся? Или я все не так поняла? Чувствую себя гадалкой, сиди тут и выдумывай значение его фраз.
Никита возвращается за бар в маске отстраненности и задумчивости. Холодный сканер темных глаз пробегает по моему телу, осыпая кожу колючими мурашками.
– Все в порядке? – спрашиваю я, стараясь игнорировать нехорошее предчувствие.
– А у тебя?
– Понятно, – натянуто улыбаюсь я и отворачиваюсь, возвращаясь к уборке.
Смена тухлая, нужно себя чем-то занять, чтобы ускорить рабочее время, и желательно не размышлениями. У меня из ушей скоро польется наваристый бульон, мозг кипит.
К барной стойке подходит молоденькая девушка с яркой помадой на губах и лисьими глазками. Причем подходит она целенаправленно к моему напарнику.
– Чем могу помочь, солнце? – Никита включает очаровашку-бармена, а я сжимаю тряпку в руках.
– Хочется чего-нибудь необычного. Слышала, вы можете все.
– И даже больше, – усмехается Никита. – Какой хочешь эффект? Полегче или так, чтобы на разрыв?
– Хочу, чтобы завтра мне было стыдно.
Поднимаю на гостью глаза. На вид лет восемнадцать. Открытый топ показывает загорелые плечи, ловкий тонкий палец крутит прядь русых волос. Она смотрит с явным намеком, Никита улыбается ей и, кажется, задумывается.
О чем это интересно?
Тру рабочку с такой силой, что через пару минут там может появиться дырка. Убеждаю себя, что это всего лишь работа, что Никита профи и он просто играет, но… Какого фига? Кидаю тряпку и беру в руки папку с технологическими картами, создавая видимость вселенской увлеченности.
– Как насчет «Алисы в стране чудес»? Тебе понравится, – произносит Никита низким хриплым голосом, который пробирает покруче любого коктейля.
Да он издевается!
Заставляю себя дышать ровно, но тетки за дальним столиком противно тянут Аллегрову: «Угнала тебя… Ну и что же тут криминального?» Так себе звуковое сопровождение.
– Точно понравится? – спрашивает гостья.
– Гарантирую.
Никита принимается за приготовление коктейля. Виртуозно создает ярко-красный напиток из трех ликеров и приобретает еще одну поклонницу. У нее на лице написано: «Бери меня. Я вся твоя».
Так… Пусть хватает свой бокал и валит, пока ноги целы. Терпение трещит по швам. Слышу, как лопаются прочные нити, а между пальцами чувствую электрические разряды.
– Пожалуйста, – говорит Никита, подвигая к девушке бокал.
– Впечатляет, – хихикает она, но не спешит уходить.
Она кладет салфетку на столешницу и, удерживая ее пальцем, скользит вперед:
– Здесь моя инста. Может ты…
Девчонке не суждено закончить предложение, потому что в середину салфетки втыкается нож, рукоятку которого сжимаю я. Гостья испуганно таращится на меня, а я, не моргая, смотрю ей в глаза. Этой Алисе лучше улепетывать в свою страну чудес и оставить в покое моего Шляпника, иначе ее настигнут Труляля и Пиздюля. Намек воспринимается четко. Гостья медленно сползает с барного стула и мирно удаляется, прихватив коктейль. Дергаю нож, пытаясь вытащить его из столешницы, но, кажется, я недооценила силу ревности. Никита убирает мою руку, с легкостью вытаскивает нож и возвращает его в подставку. Хватаю салфетку и, скомкав, отправляю ее в мусорку.
– У тебя отличный прицел, – говорит он спокойно, словно ничего не случилось.
Снова своих антидепрессантов нажрался?
Вскидываю подбородок и сжимаю губы, все еще чувствуя отголоски жгучей ревности:
– Я не целилась.
Никита обезоруживает меня яркой вспышкой счастливой улыбки, и я теряюсь в ощущениях. Ясным и четким осознанием посреди воронки хаоса остается только одно – он мой. Мой и точка. И я не собираюсь его никому отдавать.
– Аня… – начинает он снисходительным тоном.
– Это работа. Я в курсе, – отмахиваюсь я, закатывая глаза. – И ты отлично справляешься, так и нужно, но даже здесь я имею право отгонять всяких куриц от своего парня.
Никита оказывается рядом всего за секунду. Обхватывает ладонями мое лицо и целует так сладко, что подкашиваются колени. Приходится вцепиться в его предплечья, чтобы не упасть.
– Никита, – нехотя отклоняюсь, – нам нельзя…
– Можно, – уверенно заявляет он, набрасываясь вновь на мои губы.
Пытаюсь противостоять его напору, но это практически невозможно. Жажда слишком велика, и чтобы ее утолить, кажется, не хватит даже вечности, но здравый смысл не дремлет.
– Стой-стой, – качаю головой, опуская подбородок. – Меня могут уволить…
– Я не против.
– Зато я против!
– Ты сама меня завела!
– Да я ничего не сделала!
– А тебе и не надо. Достаточно просто дышать…
Его руки поглаживают мою шею и спускаются вниз по плечам. Он делает шаг назад, бросая быстрый взгляд на электронные часы, висящие на стене:
– Через три часа, чтобы я не слышал от тебя никаких протестов. Поняла?
– Смотри сам не начни молить о пощаде.
Я – его отражение. Или он мое? Непонятно. Сталкиваемся взглядами, заряжая воздух электричеством. Губы Никиты растягиваются в демонической улыбке, и я повторяю его мимику.
– Как ты замяукала, – усмехается он. – Посмотрим, кто и о чем будет молить.
– Посмотрим… – принимаю его вызов.
Последние рабочие часы проходят на удивление спокойно, если не считать, что Никита пытается все время зажать меня и поцеловать, а я ношусь от него, как угорелая, по несчастным восьми квадратным метрам. Но я солгу, если скажу, что мы оба не кайфуем от этих сексуальных догонялок.